Подмосковная ночь
Шрифт:
Опалин сидел, весь подобравшись, и выражение лица у него было совершенно волчье. Чем дальше, тем меньше ему нравилось то, что он слышал.
– Если вы тоже приехали сюда с мыслью пострелять в шутника, который прикидывается призраком, – спокойно продолжал учитель, – выбросьте это из головы. Мне, черт возьми, 36 лет, и я уже давно не мальчик. Проскурин и Демьянова, конечно, молодые люди, но их тоже нелегко обмануть. Про доктора и Лидию Константиновну и говорить нечего. – Он перевел дыхание. – Я буду вам очень признателен, если вы докажете, что за всем, что тут творится, стоят материальные
– А по чьей? – мрачно спросил Опалин.
Учитель пожал плечами.
– Есть многое на земле и на небе, Горацио… Это цитата, – быстро пояснил он, видя, что собеседник не понимает, куда он клонит. – Из Шекспира. А другой титан мысли, которого зовут Гёте, сказал, что сущее не делится на разум без остатка. Я думаю, что тут мы имеем дело как раз с таким остатком.
Тени сгустились в столовой. Чья-то стриженая голова сунулась в окно, хихикнула и пропала.
– Когда именно умер Сергей Вережников? – внезапно спросил Опалин.
И мысленно он отметил, что его собеседники впервые посмотрели на него не то что с уважением, но… В общем, с чем-то, до странности на него похожим.
– Мы узнали, что он умер в апреле, – сказала Лидия Константиновна больным голосом, потирая висок.
– И, по-вашему, его дух вернулся сюда?
– Я не знаю, что думать. Не знаю.
Опалин вздохнул, прикидывая дальнейший план действий. Расспросить сторожа, доктора и комсомольцев, которые раньше тут жили. Узнать… что узнать? Как выглядит субстанция, которую нельзя арестовать и которую невозможно ранить? Чего, собственно, от него ждут? Во что он вообще ввязался, позволив послать себя в это гиблое – как он сейчас понимал – место? Вон Лидия – из-за этого проклятого дома потеряла и отца, и мать, пыталась вырваться и в итоге была вынуждена сюда вернуться. И, может быть, таинственный Сергей Иванович тоже был вынужден вернуться, потому что…
Нет, нет и еще раз нет. Строго придерживаться фактов, иначе он опять провалится в трясину мистики, откуда не выбраться.
– Боже, я совсем забыла, – пробормотала Лидия Константиновна, глядя на стол. – Надо что-нибудь принести… Квас или компот? Может быть, чай?
Опалин сказал, что ничего не хочет, а учитель – что он не прочь выпить квасу. Он видел, что Ермилова хочет уйти, потому что разговор с настырным сопляком из Москвы совершенно ее вымотал, и она попытается в одиночестве прийти в себя. Лидия Константиновна поглядела на него, поняла, что он обо всем догадался, кивнула и быстро вышла, поправляя на плечах выцветшую шаль.
– Вы мне не все сказали, – заметил Опалин. Платон Аркадьевич тем временем потянулся за новой папиросой, и его рука замерла в воздухе.
– Имеете в виду, я вам соврал? Ну-ну…
– Что именно вас так испугало, что вы стали запираться на ночь? Никогда не поверю, что чужие рассказы могли произвести на вас такое впечатление. Только рассказы, – Опалин голосом подчеркнул слово «только». – Было же что-то еще?
Он действовал наобум, но по выражению лица собеседника понял, что попал в точку.
– Когда я рассказал об этом вашему приятелю, – сказал Платон Аркадьевич, дернув
– А вы не пьете?
– Нет. Ну, пью, но в меру. Не до такой степени, чтобы…
– Так что вы видели? Призрак во тьме?
– Нет. Летящий стол днем.
– Э?
Ничего более умного Опалину в голову не пришло.
– Я видел стол, – отчеканил учитель, – который летал по комнате. Ясно? Вопреки законам притяжения, вопреки… вопреки всему. Он парил под потолком, покачиваясь туда-сюда. Поплыл к окну, потом остановился и направился ко мне. А потом он опустился на прежнее место и застыл.
– И вы это видели? Собственными глазами?
– Дурацкий вопрос, простите. Чьими еще глазами я мог это видеть? И нет, я не был пьян. Спросите кого хотите, они вам скажут, что я не пью. Более того, я… Я подошел к этому проклятому столу и стал щупать его. Я хотел убедиться, что там нет… ну… никаких веревок, которые объясняли бы этот трюк. Но это был обычный старый стол, понимаете? Комната была ярко освещена, и в ней никого не было. На всякий случай я проверил соседние комнаты, но они были пусты. Никого. Только…
– Только – что? – не выдержал Опалин, когда пауза слишком уж затянулась.
– В соседней комнате я нашел портрет. Я точно помнил, что раньше видел его на чердаке. Не знаю, как он вообще уцелел. Лидия Константиновна говорит, что раньше в доме было много картин, но почти все погибли. Правда, большинство из них нарисовала Зинаида Станиславовна – она баловалась живописью. Кажется, один из ее любовников был художником…
– Так что с портретом-то? – не утерпел Опалин.
– А то, что непонятно, каким образом он оказался в комнате. Я пытался выяснить, кто принес его с чердака, но все смотрели на меня, как на сумасшедшего. Портрет просто перенесся с чердака в комнату, ясно?
– И кто же был на нем изображен? – спросил собеседник, почти уверенный, что знает ответ наперед.
– Как кто? Сергей Иванович Вережников, – ответил учитель.
Глава 7
Трель соловья
Вечером того же дня Опалин сидел в своей комнате на кровати и смотрел на натюрморт на противоположной стене. Сумерки вползали в открытое окно, и где-то в саду пел соловей. Иван не зажигал света. Ему хотелось разобраться в своих ощущениях. Картина, на которую он глядел, в полутьме казалась смутным пятном и оттого не отвлекала его от размышлений.
Поговорив с учителями, он собирался сходить в деревню, но неожиданно разразилась гроза, и Иван, чтобы занять себя, стал осматривать дом.
Он переходил из комнаты в комнату, пощупал стол, о котором ему рассказал Киселев, и убедился, что это обычный предмет мебели, не слишком легкий, но и не настолько тяжелый, чтобы его нельзя было сдвинуть с места. Данный факт, впрочем, никак не объяснял, почему стол ухитрился летать без крыльев и без каких-либо видимых приспособлений. Расспросив Лидию Константиновну, Опалин выяснил, что движущийся и стучащий сам собою стол, который она видела, был тот же самый и что раньше за ним любил сидеть Сергей Иваныч, проводя свои сеансы.