Поднебесная
Шрифт:
Он объясняет, говоря от имени всех троих, что с ней произойдет. Ли-Мэй слушает, и на мгновение в ней вспыхивает страх, подобно первому язычку огня в костре, но она гасит его.
В конце концов, она – катайская принцесса и дочь своего отца. И теперь она ясно понимает, что желание провести жизнь на горе было погоней за ложной простотой, хоть ей не хотелось в этом признаваться.
Выйдя из павильона старейшин, Ли-Мэй идет искать Мешага и его волка.
Она не надеется найти их, если он
Пока она спускается по извилистой тропе в конце дня, вдали от других людей, среди сосен, окруженная их ароматом, она вспоминает пещеру, где оставила отпечаток своей руки на теле царь-коня на стене – перед входом в последнюю пещеру, куда она побоялась войти.
А он, Мешаг, туда вошел…
Ли-Мэй смотрит, как садится солнце.
Поздно ночью, когда она лежит на узкой кровати, которую ей выделили в простой комнате, где нет ничего, кроме очага, одного маленького столика для умывального таза и комода для вещей, он приходит к ней.
Стук в дверь, раз, потом еще раз. Очень тихий, можно было подумать, что ей показалось.
– Подожди, – отвечает Ли-Мэй. Она не спала.
Она встает и накидывает свое серое платье, а потом идет к двери и открывает ее. Лунный свет в холодной, ясной ночи. Ли-Мэй босая. Тем не менее она выходит туда, где стоит он, недалеко от порога.
Ли-Мэй не удивляется, увидев невдалеке серого волка с его желто-золотистыми глазами. На вершине Горы стоит пронзительная тишина. Ни шороха. Колокола не звучат в темноте. Луна затмевает все звезды, кроме самых ярких. Дует ветер.
– Благодарю тебя, – говорит она.
Лунный свет освещает сына Хурока, но она не видит его глаз, как всегда ночью. На нем те же штаны и сапоги, что и во время их путешествия.
Волк садится. Он насторожен, но спокоен, как ей кажется. Однако Шэнь Ли-Мэй не понимает волков. Очень может быть, она ошибается.
– Ты искала меня, раньше? – спрашивает он.
Его катайский язык стал лучше, думает она. Результат нескольких дней разговоров с каньлиньскими воинами. Открытое пространство и здешние строения серебрятся в лунном свете, словно пейзаж из другого мира.
– Я боялась, что ты уехал.
– Боялась? Но ты теперь в безопасности.
Она раньше думала о том, что он может это сказать. Ей приятно, что она бывает права, пусть даже в мелочах. Это способ не потеряться.
– Произошло восстание. Сомневаюсь, что кто-то в империи может сейчас быть в безопасности.
– Тебя не отправят обратно. Они мне это сказали.
– Они – не отправят. Но могут другие. Я не знаю…
Ли-Мэй слышит ветер. Волк встает, отходит чуть в сторону, опять садится.
Мешаг, стоя неподвижно, говорит:
– Я так не думаю.
И услышав это, Ли-Мэй начинает плакать.
Она видит, как волк опять встает, хотя она не издает ни звука, только слезы текут по лицу. Мешаг по-прежнему не двигается. И потому, что она терпеть не может плакать – так она говорит себе позже, – поэтому она делает шаг вперед, поднимает руки, берет его голову в ладони и целует его. В первый раз в жизни она делает такое, не во сне.
Кажется, что это сон, здесь, на Горе, в серебристом свете. Она не закрывает глаза, пока может, и поэтому видит, как закрываются его темные газа, и только тогда она тоже закрывает глаза, зная, что он все-таки не совсем ушел из этого мира и от мужских желаний.
Губы Мешага неожиданно нежные, но его руки не обнимают ее, а когда она отступает, чувствуя головокружение и слегка пошатнувшись, со стремительно бьющимся сердцем, он серьезно произносит:
– Я не затем отнял тебя у моего брата, чтобы взять себе.
– Я знаю! – отвечает она слишком громко. – Конечно, я это знаю.
Легкое движение его губ, в котором она научилась узнавать улыбку:
– Ты так в этом уверена?
Она чувствует, что краснеет. И понимает, что ей нечего сказать.
Он тихо шепчет:
– Я потеряю то, что могу получить, если возьму тебя сейчас.
– Я понимаю…
Тишина, ветер. Она вдруг обнаруживает, что волк исчез. Через некоторое время он мягко говорит:
– В другой жизни… – и не договаривает свою мысль. В этом нет необходимости.
– Я понимаю, – повторяет она. Потом спрашивает: – Ты сейчас уедешь?
– Да.
Она этого ожидала и ощущает на щеках слезы. Ей удается улыбнуться.
– У меня есть вопросы, – говорит она.
И слышит его смех.
– Всегда!
Другой звук, справа от нее. Волк вернулся и зарычал, хоть и тихо. Мешаг что-то говорит ему на своем языке. Снова смотрит на нее. Этот скованный кивок, в последний раз. Он поднимает руку – движение, совсем не похожее на жест грациозного любовника – и касается ее щеки.
Потом уходит, бежит следом за убегающим волком.
Она знает, что где-то его ждет конь. Возможно, два или три коня, потому что богю редко отправляются в дальнее путешествие всего с одним конем.
Ли-Мэй думает, что можно пойти туда, где она сможет видеть склоны горы и равнину под ними на севере; она могла бы смотреть, как они уходят. Но сейчас холодно, темно и нет смысла смотреть им вслед.
Она стоит в лунном свете, одна на горе. Вытирает щеки рукавом платья. Этот мир, думает она, невозможно измерить…