Поднебесная
Шрифт:
Но он ее не уволил. Вместо этого он вспомнил, как она дралась на восходе солнца в саду, в Чэньяо.
День шел к концу. Тай чувствовал это ногами и спиной. Мягкий летний день, легкий ветерок, солнце позади них. На императорской дороге было оживленное движение. Нечего и пытаться ощутить красоту вечера перед наступлением сумерек: слишком много народа, слишком шумно…
Они миновали поворот к его дому три дня назад, и это означало, что до Синаня осталось два дня. Возможно, они будут там уже завтра, прямо перед комендантским часом. Тай очень хорошо знал этот
Даже в такой толпе они двигались быстро, занимая середину трех полос, отведенных солдатам и императорским всадникам. Пара курьеров, проскакавших галопом, крикнули, чтобы они дали дорогу, и они посторонились, столкнув несколько повозок и крестьян с поклажей с дороги в дренажную канаву Курьеры везли полные седельные сумки, явно набитые чем-то большим, чем свитки с посланиями.
– Личи [7] для Вэнь Цзянь! – крикнул один из них через плечо в ответ на вопрос поэта.
7
Небольшие овальные плоды с кожурой красного цвета, покрытой многочисленными остроконечными бугорками, и светлой желеобразной мякотью, обладающей сладким вкусом с небольшим винным оттенком, немного вяжущей рот.
Сыма Цянь рассмеялся, потом стал серьезным.
Тай хотел было помочь крестьянам вытащить повозки и товары, но он слишком спешил. Они помогут друг другу, решил он и, оглянувшись, увидел, что был прав. Такой была жизнь сельских жителей: наверное, они бы испугались и смутились, если бы солдаты остановились, чтобы им помочь.
Тай посмотрел на поэта. Конь Цяня скакал рядом с его конем. Динлал мог бы легко обогнать всех остальных, но это было бы глупо. Хотя через день-другой это может быть не так уж глупо. Тай уже думал об этом, о том, чтобы ускакать вперед, тихо явиться в Синань до того, как в сумерках закроют ворота. Ему надо повидать кое-кого, а с наступлением темноты это, возможно, сделать легче.
Лицо его спутника было мрачным, когда они смотрели, как курьеры исчезают в туче пыли впереди, вместе с лакомством для Драгоценной Наложницы. Личи… Военной почтой, загоняя ради этого коней…
– Это неправильно. Это не… – начал Сыма Цянь. И замолчал.
– Несоразмерно? – опрометчиво закончил Тай.
Цянь огляделся, чтобы убедиться, что рядом никого нет. И кивнул:
– Одно из определений для этого. Я боюсь хаоса – на небе, и здесь, на земле.
За эти слова могут побить палками и отправить в ссылку. Даже убить. Тай вздрогнул, пожалев, что заговорил. Поэт это увидел и улыбнулся:
– Приношу извинения. Давай займемся тем, что обсудим стихи Чань Ду! Это всегда доставляет мне удовольствие. Интересно, в Синане ли он?.. Я считаю, он лучший из живущих поэтов.
Тай прочистил горло и продолжил тему:
– Я считаю, что еду рядом с лучшим из живущих поэтов.
Сыма Цянь снова рассмеялся и пренебрежительно отмахнулся:
– Мы очень разные люди, Чань Ду и я. Хотя он любит выпить вина, рад это отметить. – Короткая пауза – Он писал о Куала Норе, когда был моложе. После кампании твоего отца. Ты их знаешь, эти стихи?
Тай кивнул:
– Конечно, –
Глаза Цяня горели, как у тигра.
– Из-за них ты поехал туда? К озеру?
Тай обдумал вопрос.
– Нет. Печаль моего отца послала меня туда. Одно стихотворение… может быть, поставило мне задачу.
Поэт это обдумал, потом стал читать:
Все это правда, господин: на берегах Куала НораБелеют кости много лет.И их никто не собирает. И новых призраков рядыПолны и горечи и злобы.А старых призраков стенанья застыли под дождемв ущелье.И ими полон воздух гор.– Ты думал, это поэтический образ? Эти призраки?
Тай кивнул:
– Полагаю, все так думают. Если не бывали там.
Короткое молчание, а потом поэт спросил:
– Сын Шэнь Гао, что тебе необходимо сделать, когда мы приедем? Чем я могу тебе помочь?
Тай проехал еще немного. Потом ответил, очень просто:
– Я не знаю. И очень хочу услышать совет: что я должен делать?
Но Сыма Цянь только повторил в ответ:
– Я не знаю.
Они поехали дальше; теперь свет стал насыщенным – близился конец дня, ветер дул им в спину. Тай чувствовал, как он шевелит его волосы. Он протянул руку и погладил гриву коня. Я уже люблю этого коня, подумал он. Иногда это происходит мгновенно…
Поэт произнес:
– Ты мне говорил, что хочешь кого-то убить.
Тай вспомнил. Поздняя ночь в доме удовольствий Белый Феникс.
– Я и правда так сказал. И до сих пор сержусь, но пытаюсь не поступить опрометчиво. Что бы вы сделали на моем месте?
На этот раз он получил ответ быстро:
– Для начала постарайся остаться в живых. Ты представляешь опасность для многих людей. И они знают, что ты приедешь.
Конечно, они знают. Он отправил свои сообщения, и комендант крепости у Железных Ворот, и губернатор Сюй должны были послать письма с гонцами, которые скачут и днем, и ночью.
Но Тай уловил смысл высказанного или хотя бы часть тонкого намека умного человека: действительно, было бы неразумно въехать одному в стены города и сделать то, что он хотел сделать, если бы он решил, что хочет сделать это.
Он почувствовал, что едущий рядом Цянь натянул поводья, придерживая коня. Сдерживая Динлала, Тай посмотрел вперед, в сторону обочины, на поросшее травой пространство за канавой. И понял, что его замысел незаметно пробраться в город с темнотой был более чем глупым.
Он остановил коня. Поднял руку, чтобы остальные сделали то же. Вэй Сун подъехала к ним, а за ней – тот солдат с редкими зубами, имя которого он никак не мог запомнить. Тот, который всегда ухаживал за Динлалом.
– Кто это? – тихо спросила Сун.
– Разве это не очевидно? – задал встречный вопрос поэт.
– Для меня – нет, – резко ответила она.
– Посмотри на карету, – предложил Цянь. В его голосе прозвучало раздражение. Солнце из-за их спин освещало дорогу, траву и карету, которую он разглядывал. – На ней перья зимородка.