Подноготная любви
Шрифт:
В.: А какую защиту надо сделать?
П.: Да никакую. Просто жизнь несколько упражнений подкинет, они проработаются до уровня догадки, в более глубокие слои сознания проникнут, и это подлезание под некрофилов, якобы жалость, станет невозможным. Никакой специальной защиты.
В.: А ложная жалость у тебя с каким образом ассоциируется?
П.: Дурацкая картинка. Хочешь, расскажу? Трамплин, с которого в воду прыгают. Высокий, а наверху доска — вибрирует, раскачивается. А на конце вибрирующем — крест стоит. Небольшой такой и раскачивается вместе с доской.
В.:
П.: Ух ты! Знаешь, что стало? Крест оторвался от этой доски и поднялся высоко в небо, и стал такой громадный-громадный, и чувствуется, что добротный. А этот трамплин с доской — далеко внизу, маленький такой, сам по себе дёргается. Интересно, правда?
В.: Да.
П.: Прямо-таки символический смысл. Что у чего было в подчинении. Жалость подавляла христианство: ложная да ещё индуцированная жалость. Здорово! Интересно, ни в какое кино ходить не надо: всё равно ничего интересней не увидишь. Как я тебя люблю, милая!
В.: Не отвлекайся… А ты заметил, что жена Костика, Юля, работает с утра до ночи, тихая, забитая ведь, наверное, неврозами, а чувства жалости не вызывает. А вот Костя весь такой сильный, подтянутый, шутит всё время, жена послушная, а жалеем мы его?
П.: Надо же! А я так не думал! Милая, как я счастлив, что я могу смотреть на мир ещё и твоими глазами, я…
В.: И всё время жалуется, что самые непослушные дети — у неё. Совершенно с другими не считаются.
П.: Это не непослушные, это по-другому называется. Аутичные.
В.: А что это такое?
П.: О! Это я хорошо знаю! Я в Центре психического здоровья Академии наук как раз-то с этими самыми аутичными детьми работал. Здоровому ребёнку предложишь поиграть во «в какой руке?», так он сразу всё бросит и пойдёт к тебе. А аутичный нет. Он останется в своём.
В.: Понятно.
П.: Он откликается. Но только когда его требует подавляющий из родителей. Или вообще подавляющий. Так что, аутизм (от английского out — «вне») — это жизнь без общения с биофилами. Вырастут — преступность и всё такое… Костю-то дети его слушаются?
В.: Его — да. Это Юлю — нет.
П.: Всё правильно. А у Зои, заметила, дочка тоже аутична.
В.: Точно…
П.: А жена Кости всю вину берёт на себя… Или, скорее, он ей внушил, что она виновата. Своеобразный Центр получается.
В.: А ты заметил, какие у него интересы? Массаж, фитотерапия, йога, диетология — это же всё стандартный набор тех, кто в Центре и вокруг него. Только в Москве такие организованы в Общества, Центры и Ассоциации, а здесь — нет. Провинция.
П.: Но он здесь не один. Мне сказали, что командир расквартированной здесь дивизии тоже экстрасенс и целитель.
В.: Кто тебе это сказал?
П.: Да тут, когда я два года назад работал над книгой, пыталась за мной ухаживать дочь предыдущего командира части. Я её на днях встретил. Подурнела. Перекосило всю на один бок (тоже, похоже, почка болит), но с таким восторгом рассказывает, что нашла экстрасенса, лечится… Командир части. А она, перекошенная, расхваливает… Как ты скажешь, какой метод пациенты будут больше расхваливать — психокатарсис или эмоционально-стрессовый?
В.: Эмоционально-стрессовый.
П.: Согласен. А почему?
В.: А потому, что эмоционально-стрессовые более зрелищные: раз! — и всё! Нет симптомов!
П.: Мало. Это только внешняя сторона. Причины, мне кажется, глубже. Что психокатарсис? Болело — и не болит, выздоровел — и забыл. А люди умеют помнить только боль. Восторг! А после психокатарсиса боль исчезает — нет воспоминаний, нет и восторгов.
В.: Верно-верно. Как будто и не было ничего. Приходится делать особенное усилие, чтобы вспомнить. Да и то если ты напомнишь, что я когда-то болела.
П.: А эмоционально-стрессовые? Было тридцать единиц болезни, сходил к народному целителю или к врачу — ещё пятьдесят единиц от полученного внушения, что если попьёт этой травки, то выздоровеет. В сумме уже восемьдесят единиц! Человек молчать не в силах! Ведь эти восемьдесят единиц болят, только в другом месте! Эту боль проговаривать необходимо! А как проговаривать? Жаловаться? Что лечили и обманули? Так это надо ещё себе позволить понять! Что деньги забрали, да ещё теперь на бок перекашивает? Это гордыне удар ниже пояса. Гордый, кроме как над всеми, быть не может! Выше и мудрее! Естественно, начинается расхваливание этих 50 единиц. Завидуйте: я получил, а вы — нет! Вот и получается, что изуродованные будут многократно активнее, чем те, кого действительно вылечили… Страшная это штука — наша жизнь! Кругом хроническое наоборот. Причём во всём: как высшую форму любви восхваляют страсть; на словах заботятся о здоровье своего ребёнка, но несут младенца в храм, к признанным; ищут якобы выздоровления, но идут вслед тем, кто громче других своё «выздоровление» расхваливает…
В.: И это наоборот будет всегда.
П.: Во всяком случае, до Пришествия…
* * *
П.: Милая, быстро в постель!
В.: Я всегда — пожалуйста.
П.: Да нет, я не о том. Я про себя. Только что заходил к Костику. Хочу посмотреть, чт`о он мне на этот раз привесил.
В.: И это — пожалуйста.
П.: Так… Ты смотри — привесил-таки!
В.: Что?
П.: Смешно сказать! Бумажные полоски! Да и то: мылом внахлёст склеенные. Подожди-подожди… Да на правой полоска ещё и размокла — расползается… Всё, нет её. Левая… тоже. Ты смотри, как интересно! Оказывается, от таких упражнений появляется защищённость…
В.: Скорее оттого, что жизнь переосмысливаешь…
* * *
П.: Я уже начинаю различать, когда усталость ненатуральная. Лёг подремать, сил нет, а расслабиться не могу, напряжён весь. А вот только мы с тобой этот гибрид погребального и лаврового венка стали рассматривать — сразу ноги как в валенки обулись — отдыхают.
В.: А кто тебе этот венок подбросил?
П.: Не знаю… Кто-то с усами… Но ведь мы же одни по лесу гуляли! Никого же не было. Только мы да дочка.