Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!
Шрифт:
Мои отношения с этими молодыми людьми были отличными. Мы стали друзьями. Но это не отменяло того, что мы были обречены отвоевывать друг у друга ограниченный ресурс эфирного времени, а точнее, задания на крупные репортажи, а также возможность заменить основных ведущих, когда они куда-то уезжали.
Мои мысли постоянно бегали по кругу: «Сколько сюжетов я сделал на этой неделе?» Этот бег начался, когда я перебрался сюда из местных новостей, и теперь он перешел в ускоренный режим, но с новым оттенком личного отношения. Раньше я боялся, что меня растопчет кто-то из ветеранов, сейчас же меня обжигала вероятность оказаться хуже кого-то из ровесников. Каждый день я смотрел краткие изложения передач (компьютер составлял список сюжетов),
Я получал данные.
Вейр готовит репортаж о выборах нового Папы? Мьюир замещает Куомо?
Из этого мгновенно вырабатывались далеко идущие выводы.
Это означает, что директор Х или ведущий Y ненавидит меня– > моя карьера обречена– > я сгину в трущобах где-нибудь в Миннесоте.
Иногда еще до того, как я успевал об этом подумать, я обнаруживал, что говорю совершенно неподобающие вещи по телефону кому-нибудь из руководства.
На наших регулярных встречах доктор Бротман внимательно выслушивал мои проблемы. У него тоже была непростая работа, полная конкуренции и переговоров с начальством больницы. Но он часто думал, что я явно слишком близко к сердцу принимаю внутренние события АВС. Согласно его теории, если раньше я использовал наркотики, чтобы заменить эмоции от войны, теперь я раздуваю переживания на работе, чтобы заместить наркотики.
Возможно. Я же всерьез верил, что заламывание рук и скрежет зубовный неизбежны в гонке за успехом, и не собирался оставлять идею «платы за безопасность».
Я продолжал бороться с последствиями панических атак, наркотической зависимости и усиливающимся давлением на работе. Я даже подумать не мог, что религиозные традиции, о которых я рассказывал в репортажах, могут оказаться хотя бы немного полезными для меня лично. Вера была для меня просто рабочей темой. Она не представляла для меня той же ценности, что и для верующих, не отвечала на вечные вопросы и не была связана с духовными потребностями.
При этом я продолжал работать над глубиной своих репортажей, оставляя без внимания острые моменты культурных войн. Я ездил в Солт-Лейк-Сити рассказать об Апостолах мормонской церкви, я разговаривал с главой викканской [14] общины в Массачусетсе, я даже делал репортаж о ежегодном собрании организации Американских Атеистов. По настоянию Вонбо мы сделали серию репортажей под названием «Проверка веры». В числе прочих там была история о том, как совет Унитарианской церкви в Калифорнии не мог решить, принять ли к себе человека, совершившего в прошлом преступление сексуального характера. Другой сюжет касался женщины-священника Англиканской церкви, которая после глубокого покаяния призналась в том, что она верит как в христианство, так и в ислам.
14
Викканство – западноевропейский неоязыческий культ.
Я развивал тему духовного возрождения. Она была слишком сочной и богатой, чтоб ее пропускать. Знакомство с Тедом Хаггардом очень пригодилось при проверке точности и полноты моих репортажей. Он стал моим первым советником, когда мне нужны были ответы на вопросы о евангелистах. Он всегда был готов поговорить со мной без камеры и моментально отвечал на электронные письма.
Когда Пэт Робертсон публично заявил, что США должны послать «тайных агентов» для убийства венесуэльского диктатора Хьюго Чавеса, Тед единственный среди евангелистских лидеров ответил, что «Пэт выразил не христианскую мысль». Я проводил интервью с ним из нашего офиса в Нью-Йорке и видел Теда на экране по спутниковой связи из Колорадо. После окончания беседы мы обменялись любезностями, и Тед в дружеской манере посмеялся над уродливым зеленым галстуком, который был на мне прошлым вечером.
Вскоре после этого он приехал в Нью-Йорк вместе со своим ближайшим помощником, курчавым светловолосым парнем по имени Роб. Я пригласил их на ужин в дорогой ресторан. Кажется, Тед был впечатлен Манхэттеном. Позвякивая серебряными приборами и глядя на вид Центрального Парка, он продолжал рассказывать о том, что происходит за кулисами американского евангелизма. Он поведал мне, как он сталкивался с Джимом Добсоном, потому что хотел обращать внимание людей на важные вещи вроде глобального потепления. По мнению Теда, в этой скрытой борьбе ему приходилось сталкиваться с совершенно безжалостным поведением.
С Тедом было интересно разговаривать. Можно вообразить себе культурную и философскую пропасть между нами – ведь, в конце концов, он верил, что ведет непрерывный диалог с Иисусом. Казалось, это должно уничтожить возможность искреннего разговора, но это был не тот случай.
Мне нравился Тед, но в то же время было очевидно, что он ведет двойную игру: он продвигал не только веру, но и себя. Я был не единственным репортером, с которым он общался. На самом деле, он пользовался нами, делая интервью с Томом Брокау и Барбарой Уолтерс. После нашего знакомства Теда избрали главой Национальной Ассоциации Евангелистов, которая насчитывала 30 млн членов и 45 000 церквей. Каждый понедельник он участвовал в телеконференции с Белым Домом и другими высокопоставленными христианами. Журнал «Time» включил его в список «25 самых влиятельных евангелистов».
Иногда Тед заходил слишком далеко. Он снялся в эпизодической роли в документальном фильме об американской религиозной жизни. В этом фильме он произнес, возможно, незапланированную фразу: «Знаете, согласно исследованиям, евангелисты более успешны в постели, чем любые другие христиане». В одном из интервью я расспрашивал его о горячих социальных темах, и он внезапно остановился на полуслове. Затем, прямо перед работающей камерой, сказал: «Надеюсь, я не слишком жестко говорю. Не слишком, нет? Я скажу, какой Дэн хорошенький, и тогда не буду казаться жестким». Я не знал, как отреагировать на эту ремарку, кроме как рассмеяться и нервно поерзать на стуле.
Если закрыть глаза на его заскоки, Тед помог мне найти общий язык с людьми, которые не только в Пасху говорили, что Христос воскрес. Более того, я начал защищать евангелистов в спорах с друзьями и близкими. Однажды я упомянул в разговоре «мыслящих евангелистов» и получил едкое замечание: «Кажется, в этой фразе кроется некоторое противоречие». Другой стереотип, который я долго разрушал, касался убежденности в том, что христиане плюются ядом и разжигают ненависть. Да, я встречал таких в своих поездках, но они явно были в меньшинстве. Мы с Вонбо – два атеиста из Нью-Йорка, один из нас к тому же был геем, а другой ничего не имел против. И, несмотря на это, к нам никогда не относились пренебрежительно. Я бы сказал, что нас везде встречали с добротой, гостеприимством и вниманием. Конечно, люди спрашивали нас, верим ли мы в Бога, но когда мы отвечали, что не верим, не было ни вздохов, ни косых взглядов. Возможно, они думали, что мы отправимся в ад, но выглядело все довольно мило.
Одним ноябрьским утром 2006 года я рассеянно бродил по Интернету в поисках сюжета. Со своей вечной тягой к эфиру я каждый день начинал с письма главным продюсерам «Мировых новостей», в которых предлагал темы для репортажей. И тут я наткнулся на статью, в которой говорилось, что Теда Хаггарда обвинили в использовании услуг жиголо и употреблении метамфетамина. Я сразу подумал, что это какая-то ошибка или клевета. Я был уверен, что это неправда, поэтому даже не подумал включать это в письмо. Через некоторое время мне перезвонила одна из главных продюсеров «Доброе утро, Америка» и спросила об этом. Я заверил ее, что это неправда.