Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!
Шрифт:
В один из таких моментов в мою дверь постучали. Это был Дэвид Мьюир, который хотел поговорить. Мне отчаянно хотелось компании, поэтому я в порыве спросил его, что бы он делал, если бы весь новостной бизнес развалился. Он пожал плечами и сказал: «Э, найду что-нибудь другое». Я позавидовал его беззаботности.
Эта сцена вертелась в моей голове в туалете самолета из Бразилии. А я продолжал разглядывать свои волосы.
Легко тебе говорить, Мьюир, – уж с твоей-то роскошной шевелюрой.
Я стоял перед зеркалом минут десять. Затем я со стыдом понял, что снаружи, вероятно, уже собралась очередь, опустил челку на лоб и уныло поплелся на свое
Месяц спустя одним солнечным сентябрьским днем я был на вечеринке в Нью-Джерси. Там были шашлыки, батут для детей и музыканты (басист был в бандане). Когда музыка закончилась, пастор взял микрофон и сказал: «Сегодня для всех найдется место возле креста».
Я приехал туда ради репортажа о Саре Пэйлин – недавно стало известно, что она станет сотрудничать с Джоном МакКейном. По Интернету ходил ролик, в котором Пэйлин молится Господу и просит Его помочь построить газопровод в ее родном штате Аляска. Это вызвало бурю дискуссий о том, что она из пятидесятников. Эту ветвь христианства называют «евангелизм на стероидах». Ближайшая церковь пятидесятников находилась в Нью-Джерси, и они как раз устроили вечеринку.
Чтобы уйти от шума, оператор, звукорежиссер и продюсер установили оборудование для интервью дальше по улице. Все трое были вовлечены в оживленную беседу. Фелиция – продюсер, миниатюрная розовощекая блондинка, мать двоих детей, с которой я работал много лет, – рассказывала про книгу, которую она только прочитала. Автора звали Экхарт Толле. Когда я подошел к ним, она обратилась ко мне: «Ты читал его? Думаю, он тебе понравится. Это про контроль над своим эго».
Съемочная бригада расхохоталась. Так же, как и я, они восприняли ее слова как шутку над вечно раздутым чувством собственной важности любого ведущего. Серьезная и очень вежливая Фелиция покраснела и скороговоркой принялась уверять нас, что она имела в виду совсем другое. Она хотела сказать что книги Толле показались ей очень полезными. Более того, Опра [17] широко рекламировала его последнее издание, и ей казалось, что о нем можно сделать неплохой сюжет.
17
Опра Уинфри – американская телеведущая, актриса, продюсер, общественный деятель. Журнал Forbes назвал ее девятой по влиятельности женщиной в 2005 году и первой – в 2007 году, самым влиятельным человеком в шоу-бизнесе в 2009 году, самой влиятельной знаменитостью в 2010 и 2013 году.
Это было резонно. Мне всегда нужны были интересные истории, а уж история работы над собой гуру, одобренного Опрой, с виду была тем, что надо. Поэтому, вернувшись вечером домой, я вышел в Интернет и заказал книгу.
Книга пришла через несколько дней. К тому моменту я почти забыл об Экхарте Толле. Попсовая оранжевая обложка тускло светилась под чрезмерно толстой воздушной упаковкой. Название было слегка взвинченным: «Новая Земля: пробуждение своей жизненной цели», рядом красовался штамп Книжного Клуба Опры.
Той ночью я раскрыл книгу. Слева от меня мирно спала Бьянка, не подозревая о том, что ее будущего мужа засасывает в странный водоворот.
Сначала книга показалась мне безнадежной ерундой. Меня отталкивала натянутая высокопарность, с которой писал Толле, а также терминология, которую невозможно было расшифровать. Как фанаты Опры могли справиться с этим потоком жаргона вроде «обусловленные структуры разума» или «обитатель сознания»? Что еще хуже, этот парень был невероятно пафосным. Он называл свою книгу «инструментом трансформации» и обещал, что после прочтения «в вас произойдет сдвиг».
Я лежал, закатывая глаза и тихо ругая Фелицию за то, что она сделала со мной. Но когда я подумал, что меня поглотила каша слов о «внутреннем открытии» и грозящем «сдвиге планетарного сознания», в дебрях показался свет. Толле начал раскрывать увлекательную идею, и я даже подумал, что он каким-то образом прокрался в мою голову и жил там очень долго.
Он утверждал, что всей нашей жизнью управляет голос у нас в головах. Этот голос создает непрерывный, насильственный поток мыслей, по большей части негативных, зацикленных и повторяющихся. Он дребезжит от пробуждения утром до той минуты, когда мы засыпаем ночью, если он вообще позволяет нам спать. Он говорит, говорит, говорит – непрестанно оценивает и навешивает ярлыки на все, что попадает в поле его зрения. И его цели не всегда внешние, он часто забрасывает критическими замечаниями нас самих.
Фелиция была совершенно права, когда смутила всех в той улочке в Нью-Джерси: Толле использовал термин «эго» в непривычном нам смысле. Он подразумевал не только гордость, самомнение и чувство собственного достоинства, которым телеведущие зарабатывают на жизнь. Не вкладывал он в это слово и фрейдистского смысла – поиска равновесия между нашим «оно» и «суперэго», желаниями и моралью. У него эго означало что-то гораздо большее. Согласно Толле, эго – наш внутренний сказочник, наше ощущение «я».
Толле, несомненно, совершенно точно описал мой мозг. Я никогда не думал об этом раньше, но было ясно, что голос в моей голове был мной. Мой внутренний телеведущий делал репортажи о моей же жизни, закидывал меня некорректными вопросами и замечаниями о выборе цвета.
Хоть этот голос и мешает нам жить, большинство принимает его как должное. Согласно Толле, мы не можем просто считать мысли тем, чем они являются – просто маленькими выбросами психической энергии, которые существуют только у нас в голове. И это главная человеческая ошибка. Когда мы не понимаем, насколько «эгоичное» (кажется, он сам придумал это слово) у нас сознание, мы слепо следуем за нашими мыслями, и результат часто бывает плачевным.
Я начал вспоминать некоторые из тех блестящих идей, которые мне предлагал мой голос за последние годы.
– Нужно принимать кокаин.
– Ты прав, что злишься на продюсера. Брось бумаги в воздух!
– Этот пакистанец – придурок. Пусть с ним еще тысяча разозленных пакистанцев, с ним непременно надо поругаться.
После часа чтения Толле полностью захватил мое внимание. Он начал перечислять некоторые типичные вещи, которые делает эго, и многие из них действительно входили в мой репертуар.
Эго невозможно накормить досыта. Не важно, сколько разной ерунды мы покупаем, в скольких спорах побеждаем или сколько вкусной еды поглощаем. Эго никогда не довольно. Я ведь описывал свою бесконечную жажду эфира – или наркотиков? Я думал, не является ли эта ненасытность, эта чесотка тем, о чем говорил доктор Бротман – потребностью в сильном отвлекающем действии? И не это ли мой друг Саймон имел в виду, назвав меня «прирожденным наркоманом»?
Эго постоянно сравнивает нас с другими: оно оценивает нашу внешность, финансовое положение и социальный статус. Эго выматывает нас, заставляя чувствовать то превосходство, то неполноценность. Разве это не объясняет моего поведения с коллегами?