Подонок
Шрифт:
А кому– то повезло, он взял и просто подошел.
А я ведь скромный как назло, может и хорошо.
Но теперь я одинок, и что, что таких полно.
Я хочу лишь одного, ее взгляда и далеко.
Убежать,
Была песня про любовь, а стала про одиночество.
(с) Леницкий. Очень сильно тебя
Сучка! Дрянная, мерзкая сучка!
Дом ее здесь! Нет у нее дома! Был да сплыл. Сама из этого дома сбежала. Подло, ночью с этим уродом!
Трясущимися пальцами сигарету достал, сунул в рот. Руки мокрые, зажигалка не работает. Психанул отшвырнул сигарету, раздавил мощной подошвой кроссовки.
В кармане трусы ее лежат и, кажется, прожигают там дыру. От одной мысли о них яйца в узел скручивает. Думал, прошло это все. Думал, что ненависть давно стерла все эмоции к этой…
Но они вернулись с новой силой. Как удар в солнечное сплетение. Да так, чтоб дыхалку свело, и диафрагма от судороги сжалась до боли. Рядом оказался, глаза ее увидел вблизи, и все, и пиз*ец!
Ему снова восемнадцать, и его ведет, как прыщавого девственника.
Безвольный, конченый слабак. Как и тогда… Ни хрена не изменилось. Она, сууууука такая, стала еще красивее. То же облако русых волос с нежным запахом ириса, те же прозрачные голубые глаза… те же розовые губы без косметики. Собрала волосы в дурацкий узел. Так и тянет содрать и посмотреть, как эти нежные пряди струятся по ее спине… как когда– то, когда подсматривал за ней. Бессчётное количество раз подсматривал. Фотографировал. Во сне видел.
Бедер ее ладонью коснулся и чуть не кончил. Мощно, быстро, унизительно и жалко. Как тот сраный, тупой подросток, который дрочил на ее фото, дрочил на все, что принадлежало ей. Даже, мать ее, на ее расческу. И ревновал. Бешено, адски, дико ревновал. К каждому столбу. К стульям, к столам, к подушке… Но больше всего к Богдану. Любил его, был предан ему и… ненавидел за то, что тот трахал эту дрянь. Каждую ночь. А он бился головой о стену с крепко зажмуренными глазами и на всю громкость врубал музыку, или на хер уходил из дома.
***
Ранее…
– Поможешь принести уголь из подвала? Буду жарить мясо на гриле!
Вбежала к нему в комнату, а он в одних джинсах стоит перед зеркалом, с футболкой в руках и прикидывает – пойти на их сраный пикник или нет. Резко к ней обернулся, увидел, как она на последнюю татуху его смотрит. Огромный череп волка на груди с розой в оскаленных зубах. Выпуклые кости на скулах как раз там, где его пресс, а пасть, со стекающей слюной, опускается чуть ниже пупка.
На ней короткое легкое светлое платье, похожее на футболку, голые ноги слегка загорели и манят взгляд. Длинные светлые волосы в косу заплела, а челка постоянно падает ей на глаза.
– Поможешь? Бодя еще не вернулся, а я хочу к его приезду все успеть.
– Да. Идем.
Отшвырнул футболку в сторону, а она губу закусила и замерла, когда он оттеснил ее к косяку двери и протиснулся рядом. ПахнУло чертовым запахом ириса. Она что купается в нем?
– Может, наденешь что– то? Там не так уж и жарко.
Посмотрела на его грудь и тут же взгляд отвела.
– Я тебя смущаю? Голых мужских торсов не видела никогда? Бодя тебя в одежде…
– Все! – оборвала, махнула руками. – Не помогай! Сама достану!
Развернулась и быстро сбежала по лестнице. Он за ней. Бл*… какого хера рот на замке не держится. Так и хочется гадость сказать. Унизить, обидеть. Сам не знал почему. Точнее, знал. Потому что с ее появлением он начал считать себя мразью. Потому что трахнуть невесту брата хотел. И не просто трахнуть… а быть с ней вместо него.
Светлое платье мелькнуло за дверью чулана, пошел следом, спустился по лестнице и остановился, во рту мгновенно пересохло, когда увидел, как она наклонилась за мешком с углем. Платье поползло вверх и обнажило ноги до трусиков. Скромные, белые без узоров. Обтянули обе ягодицы, и из– под резинок видны налитые полушария и прикрытая трикотажем промежность. У него встал. Мгновенно. Дыбом. Так, что в паху прострелило. Обернулась с мешком в руках. Нахмурилась. Быстро одернула платье.
– Сказала же, не надо!
– Сюда давай!
Выхватил у нее пакет и заодно ширинку прикрыл. Понес наверх. Бросил рядом с мангалом и быстрым шагом в дом, в туалет. Лбом к стене прислонился, член из штанов достал и, закусив губу, прокручивая перед глазами ее попку и длинные ноги, быстро дергал рукой, пока не излился в унитаз. Иначе не смог бы выйти. После взгляда на нее у него не падал. Стоял намертво. Только единственный выход – передернуть, как малолетка, и немного успокоиться.
Потом огонь разжигал, пока она мясо нарезала. Бегает в этом платье своем проклятом, ноги мелькают, то к груди прилипнет, обрисует лифчик, то ветер челку швыряет ей в лицо. Она пальцы облизывает, а Демон то на нее смотрит, то угли вертит, и ему кажется, что он сам на этих углях поджаривается.
Подбежала, улыбается. Что– то в тарелке притащила. А ему хочется, чтоб не подходила. Никогда. Даже на метр.
– Хочешь попробовать? Я сама баклажаны в духовке запекала. Кусооочек.
У нее была удивительная способность забывать все плохое. Как будто грязь отталкивается от ее кожи, волос, от ее розовых губ и исчезает. Не пристает к ней. Сколько бы мерзости ей не наговорил, все оставалось только с ним, а ее не касалось.
– У меня руки грязные. – буркнул в ответ и потыкал железной палкой в очаг.