Подозреваемые
Шрифт:
Рэчел подошла и пожала руку Скэнлону.
— Спасибо, что пришли.
Андреа подбежала к отцу и бросилась к нему на шею с криком:
— Папа, папа, посмотри, какие мне купили босоножки! А тетя подарила мне новые кроссовки!
— Ну и везет же тебе, — с нежной улыбкой сказал отец.
Девочка обернулась и посмотрела на Скэнлона.
— А вы настоящий полицейский?
— Конечно.
— Вы такой же крутой, как Грязный Гарри в фильме?
— Еще круче. — Скэнлон улыбнулся.
— Давайте, юная леди, пойдем
Андреа внимательно посмотрела на отца.
— Папа, я очень скучаю по бабуле.
— Я тоже, дочка, — произнес Циммерман и заплакал.
В комнате вновь стало тихо.
Молчание нарушила Линда Циммерман, сказав:
— Может, ты тоже поднимешься наверх, Стэнли? А я поговорю с лейтенантом.
Циммерман взял дочь за руку.
— Если я вам понадоблюсь, я буду наверху, — обратился он к Скэнлону.
Проходя мимо Линды, он остановился и что-то шепнул ей на ухо. Скэнлон не мог слышать, что именно, но по выражению лица Линды понял, что Циммерман сообщил ей нечто не очень приятное.
Когда все ушли, Линда Циммерман сняла черную шляпу с огромными полями и положила ее на столик рядом с собой. Она осторожно стащила с руки черную кружевную перчатку и небрежно бросила ее на шляпу. Свободной рукой она пригладила иссиня-черные волосы, рассыпавшиеся по плечам, и принялась неторопливо стаскивать вторую перчатку.
— Стэнли сказал мне, что, по вашей версии, моя мать стала жертвой преднамеренного убийства, я правильно его поняла?
Скэнлон развел руками.
— Это только одна из версий.
Он обратил внимание, что на пальцах у нее не было колец. «Интересно, она замужем?» — гадал Скэнлон, подробно рассказывая о расследовании. Наконец он сказал:
— Все факты, которыми мы сейчас располагаем, указывают на ограбление.
— Понятно. — Она сцепила руки на коленях. — Расскажите мне, пожалуйста, все, ничего не скрывайте.
Скэнлон изложил официальную версию, стараясь не упоминать о притоне Джо Галлахера в Джексон-Хайтс и его двойной жизни.
— Вот звери, — с яростью проговорила Линда. — Взять и оборвать две человеческие жизни. Такой мрази не место на этом свете.
— Такое происходит каждый день, и вечерние газеты редко посвящают этим событиям больше одной строчки.
— Не поймите меня превратно, лейтенант. Мой брат и я действительно хотим, чтобы преступников поймали, но мы вовсе не желаем лишнего шума.
— Я понимаю это, мисс Циммерман.
— Не думаю, лейтенант, — она немного передвинулась на стуле и поправила платье. — Мне тридцать девять лет, и я вице-президент кредитного отдела банка Моргана. Я отвечаю за частные капиталовложения самых богатых людей Америки.
— Но я не вижу здесь связи со смертью вашей матери.
— Банковское дело, лейтенант, это жестокий мир, в котором правят мужчины, поглядывающие на женщин свысока. Скандал, даже если он не коснется меня лично, может повредить, и повредит, моей карьере.
— Да, но смерть вашей матери трудно назвать скандалом.
— В нашем деле стараются избегать даже упоминаний в газетах, это считается неприличным. Одно дело, если ваш ближайший родственник погибает случайно, и совсем другое — если он становится жертвой предумышленного убийства, да еще потому, что сам занимался незаконной деятельностью.
— Мисс Циммерман…
— Позвольте мне высказаться до конца. Моя семья не хотела бы увидеть ваши вздорные домыслы в газетах. Эти измышления весьма повредят и моей карьере, и карьере моего брата. И если вы действительно хотите установить мотивы убийства, то покопайтесь в жизни вашего покойного лейтенанта. Надеюсь, вы меня поняли.
Слушая, Скэнлон поймал себя на том, что смотрит на нее с интересом, какой обычно проявляют к женщинам, а не просто родственникам жертв преступлений. Он подался вперед и заглянул ей в глаза.
— Послушайте, моя работа — ловить преступников. Речь идет не о неосторожном убийстве или убийстве третьей степени, а о преднамеренном уничтожении двух человек, один из которых — полицейский. И мы, несмотря ни на что, раскроем это преступление. Вы же и ваша семья можете быть уверены, что ни один журналист не услышит от меня и моих людей ничего лишнего. Знаете, мисс Циммерман, в мире легавых и воров газетчиков уважают еще меньше, чем проституток и сутенеров. Я понятно выражаюсь, мисс Циммерман?
Она чуть заметно улыбнулась.
— В высшей степени. Кстати, меня зовут Линда, лейтенант.
— А меня Тони.
Она оглянулась и приложила палец к губам.
— Я рада, что мы поняли друг друга, Тони.
Аромат ее духов напоминал благоухание апельсинов и зелени. Она была еще красивее, чем ему показалось вначале.
— Вы часто общались с матерью?
— По телефону не меньше двух раз в день.
— Она говорила, где собирается покупать торт для вашей племянницы?
— Она сказала, что ей достанет знакомый полицейский по оптовой цене.
— Но ведь ваша мать была состоятельной женщиной?
Ей стало немного неловко, она помолчала.
— Да, и, прежде чем вы сами спросите, знайте, что все будет поровну разделено между братом и мной.
— Тогда почему ваша мать работала в таком возрасте?
— Ей это было необходимо. Мой брат и я несколько раз просили ее бросить работу, но она не соглашалась, говорила, что никогда не будет обузой для детей. Понимаете, лейте… Тони, моя мать пережила ужасный геноцид. Ее рассудок так и не пришел в норму после войны. Мама прятала деньги, каждый цент, откладывая на случай, если ей вновь придется бежать от преследования, спасать детей, внуков. Только несколько лет назад нам наконец удалось уговорить ее положить деньги в банк.