Подозреваемый
Шрифт:
— Минг, он всегда был таким ласковым.
— А я думал, что игуаны злобные.
— Нет, нет, они нежные и очень привязчивые. Но так уж вышло, что какая-то девица, даже не серфингистка, просто притащилась с кем-то из парней, подсунула Мингу четверть дозы мета на кусочке салями.
— Давать рептилии наркотики — идея не из лучших.
— Минг, отведавший мета, стал совсем другим Мингом, — согласился Игги.
Положив совок, опираясь на каблуки, Митч спросил:
— Так Ральф
— Минг не съел его нос. Только откусил и выплюнул.
— Может, ему не понравилось индейское мясо.
— У них была большая сумка-холодильник с банками пива, обложенными льдом. Они положили нос в холодильник и отвезли в больницу.
— Ральфа тоже прихватили?
— Им пришлось взять Ральфа. Нос-то его. Нос вроде бы стал синим, пока лежал в воде со льдом в сумке-холодильнике, но хирург, специализировавшийся на пластических операциях, пришил его на место, и теперь он не синий.
— А что случилось с Мингом?
— Отключился. Не приходил в себя сутки. Но теперь такой же, как всегда.
— Это хорошо. Скорее всего, это трудно найти клинику, где игуан лечат от наркомании.
Митч поднялся. Подобрал с земли три десятка пустых пластиковых горшочков из-под цветов. Понес к пикапу.
Пикап стоял у тротуара, в тени терминалии. Хотя дома здесь построили лишь пятью годами раньше, корни большого дерева уже вздыбили тротуар. Не приходилось сомневаться, что вскоре они проникнут и в дренажные трубы под лужайкой.
Так что решение подрядчика не устанавливать на этапе строительства барьер для корней, сэкономившее сотню долларов, выливалось в ремонтные работы, которые могли принести десятки тысяч сантехникам, ландшафтным дизайнерам и бетонщикам.
Когда Митч сажал терминалию, он обязательно сооружал барьер для корней. Лишняя работа ему не требовалась. Ее и так хватало, спасибо матери-природе.
Улица пустовала, автомобили в такой час по ней не ездили. Воздух и тот застыл, даже легкий ветерок не шевелил листья.
В квартале от Митча по другой стороне улицы шли мужчина и собака. Ретривер, правда, не столько шел, сколько обнюхивал послания, оставленные ему подобными.
В этой казавшейся абсолютной тишине Митч вроде бы слышал дыхание далекой псины.
В это утро все отливало золотом: солнце и собака. Воздух и прекрасные дома, возвышающиеся среди зеленых лужаек.
Митч Рафферти не мог позволить себе дом в этом районе. Но его вполне устраивала и возможность работать здесь.
Можно любить искусство, но не испытывать ни малейшего желания жить в музее.
Он заметил поврежденную головку распылителя в том месте, где лужайка встречалась с тротуаром. Взял из кузова пикапа инструменты и коленями опустился
Зазвонил мобильник. Митч отцепил его от ремня, открыл. Увидел время, 11.43, но не номер звонившего. Тем не менее нажал на зеленую кнопку.
«Биг грин» — так называлась его компания из двух человек, созданная им девять лет тому назад. Митч уже не помнил, почему дал ей такое название.
— Митч, я тебя люблю, — услышал он голос Холли.
— Привет, крошка.
— Что бы ни случилось, я тебя люблю.
Она вскрикнула от боли. Грохот и падение чего-то тяжелого говорили о борьбе.
Встревоженный, Митч поднялся.
— Холли?
Какой-то мужчина что-то сказал, мужчина, который теперь держал в руке телефон. Слов Митч не разобрал, потому что куда больше его интересовал звуковой фон.
Холли вскрикнула. Никогда раньше он не слышал, чтобы она так кричала. Ее голос переполнял дикий страх.
— Сукин сын! — выкрикнула она, потом раздался резкий удар, словно ей отвесили крепкую пощечину.
— Ты меня слышишь, Рафферти? — спросил незнакомый мужской голос.
— Холли? Где Холли?
Теперь незнакомец обратился уже не к Митчу:
— Не дури. Оставайся на полу.
Заговорил второй мужчина, не в трубку, слова Митч не разобрал.
Тот, что держал телефон, добавил:
— Если она попытается встать, врежь ей. Хочешь остаться без зубов, сладенькая?
С ней двое мужчин. Один ударил ее. Ударил ее.
Митч не мог понять, что происходит. Реальность вдруг обернулась кошмарным сном.
Обезумевшая от мета игуана была намного более реальной.
Около дома Игги продолжал сажать бальзамины. Потный, красный от солнца, здоровенный.
— Так-то лучше, сладенькая. Будь хорошей девочкой.
Митч не мог вдохнуть. Что-то тяжелое сдавливало грудь. Не мог произнести и слова, да и не знал, что сказать. Он стоял на ярком солнце, но ему казалось, что его засунули в гроб, похоронили заживо.
— Твоя жена у нас, — сообщил очевидное мужчина, который позвонил ему.
— Почему? — услышал Митч свой голос.
— А как ты думаешь, говнюк?
Митч не знал. Не хотел знать. Не стремился найти ответ, потому что чувствовал: хороших ответов нет.
— Я сажаю цветы.
— У тебя что-то с головой, Рафферти?
— Это моя работа. Сажать цветы. Ремонтировать распылительные головки поливальных систем.
— Ты обкурился или что?
— Я — всего лишь садовник.
— Твоя жена у нас. Ты можешь получить ее за два миллиона наличными.