Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов
Шрифт:
Кен и Мэри уже встали — сидели друг против друга и попивали чай. Тебе стало неприятно — будто застала в своей квартире любовную парочку, забредшую сюда прямо с улицы. Но куда ты от них денешься? Идти-то некуда, а потому ты села рядом с Мэри и невинно спросила: «А ведь вас зовут Мэри, не так ли?» Та прямо подпрыгнула от радости: «А откуда вы знаете?»
Кен задергался, заерзал, перекинул ногу на ногу, кашлянул. Не прогоняя улыбки с губ, с чувством собственного достоинства ты сказала: «Я вчера слышала, как вы разговаривали в коридоре». Не находивший себе места Кен произнес: «Меня зовут Кен». Тебе пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сказать: «Я точно знаю, что раньше тебя звали Майком». Вообще-то ты должна была злобно выдать его секреты: «Разве тебя не Майком звать? Раз ты не Майк, то тогда ты Джо. Ты ведь не забыл про ту открыточку?» Но скандал
А сколько там ночей осталось до Иркутска? Две? Или три? Ты погрузилась в огромность времени, которое раскинулось перед тобой, забросила подсчеты и вычисления. Надо просто просолиться насквозь и двигаться дальше и дальше. Ты достала из рюкзака книжку и стала читать, перебирая слово за словом. Потому что, если читать с жадностью, книга закончится быстро. И на что тогда тебе употребить свои глаза? Мэри и Кен время от времени обменивались репликами — словно бурчали. Их слова казались продуктом трения колес о рельсы. Это же трение и засасывало их обратно. Тебе вовсе не хотелось знать, о чем они говорят, но — вот беда — уши сами собой поворачивались в их сторону. Судя по всему, Мэри намеревалась поехать к своей тетке в Австралию и поучиться там рисованию. А тетка была художницей. Кен же дурил ей голову: «Художников в твоей Австралии — пруд пруди. Там все себя художниками воображают — стоит только научиться малевать чуть лучше коалы». Мэри против ожидания не вышла из себя. «Ты всех под одну гребенку не стриги. У тетки — настоящий талант. В Австралии красиво, и люди там сердечные. Нет, я хочу поехать туда на несколько лет и поучиться живописи». Кен ответил: «А жить-то на что будешь? Картинами на мясо не заработаешь!»
— Да хоть в кафе работать стану.
— Ты что, собираешься до смерти там горбатиться? Может, за хозяина кафе выскочить хочешь? — злобно спросил Кен. Мэри надула было щеки для решительного ответа, но потом предпочла воспринять это как шутку и смолчала.
— Учти, тебе поторопиться надо. Хозяева только молоденьких любят, а ты уже не девочка. Говорят же ведь, что девичья прелесть убежит от тебя, хоть ты ей ноги отрежь.
При этих словах Мэри сделалась по-настоящему серьезной: «Я замуж не собираюсь».
— А вот такое высказывание позволительно делать только немногим гениям.
— Вот оно что! Значит, ты полагаешь, что я к таковым не отношусь?
Тошно была слушать все это; ты вышла из купе. Но ведь ты пребывала в заключении — идти некуда. За окном простиралась бескрайняя Сибирь, но коридор был так узок — вдвоем едва разойтись. Ты столкнулась с мужчиной в тренировочных брюках. «Рыбу любишь?» — спросил он. Ты отвечала: «Да, очень». Он засмеялся и поманил рукой.
Мужчина назвался Сашей, возле окна в его купе были развешаны сушеные рыбки сантиметров по тридцать длиной. Ты села на указанное тебе место. На верхней полке лежала какая-то толстая тетка, завернувшаяся в одеяло, из-под которого выглядывали только изучавшие тебя глаза. Саша достал из кармана ножик, нарезал твердую рыбу тонкими ломтиками, предложил тебе. Потом протянул мелко нарезанный лук на куске черного хлеба. Ты не знала, в какой комбинации следует все это употреблять, а потому стала есть все по отдельности. Рыба показалась сначала твердой, как резина, но по мере разжевывания во рту распространялся вкус моря. Тебе пришло в голову, что отсюда до любого моря очень далеко. Говорят, что здесь есть люди, которые никогда не видели моря. Из-под лавки Саша вытащил бутылку водки, налил себе, одним духом выпил. Стакан запотел. Он стал наливать второй стакан, но промахнулся с количеством, чуть-чуть пролил. Вот так вот: алчность не знает меры, льет через край. Саша предложил выпить и тебе. Твои отговорки на него не действовали, и тебе пришлось вытянуть стаканчик мелкими глоточками. За окном простиралась Сибирь. Она была огромна: прижавшись к окну лбом, можно было видеть только ее жалкую часть. В белом растворе из снега и неба застыл черный цвет деревьев. Только два цвета, что-то нереальное. Саша не предпринимал особых усилий для того, чтобы завязать разговор, — предлагая время от времени рыбу, он опрокидывал стаканчик. Выглядел он при этом чрезвычайно довольным.
Глаза наливались внутренним жаром. Становилось все жарче и жарче, а поезд начинало раскачивать все чувствительнее. При этом у тебя не было ощущения, что тебя сейчас выкинет из вагона, — наоборот, ты будто находилась внутри
Кен и Мэри по-прежнему сидели друг против друга. С сегодняшнего утра Мэри на вид прибавила лет пять. Ты еще подумала, что во время своих ссор любовники, наверное, старятся. Кровь прилила к голове, лицо налилось тяжестью. Кен увидел твое красное лицо и спросил несколько робко: «Все в порядке? Сейчас полотенце намочу». С этими словами он побежал в туалет. Беспокоится о тебе. А у тебя между тем было прекрасное настроение. Посмотрев грозным взором через плечо на казавшуюся столь далекой Мэри, ты сказала: «На самом деле я шаманка». Ее лицо исказилось. Ты же продолжала, как ни в чем не бывало: «Я — сибирская шаманка. Мне все известно. Я знаю, что у Джо появилась новая любовница, а ты осталась одна и сейчас ты ищешь свой путь». Зрачки Мэри расширились. «Езжай к своей тетке и учись рисовать. Твоя судьба — дело твоих рук. Что бы ни твердил тебе Кен — не слушай его. Говорят, что молния лишает жизни, а любовь — присутствия духа. Будь осторожна», — произнесла ты, и в этот момент вошел Кен с мокрым полотенцем. Ты легла, положив его себе на лоб. Словно желая оставить тебе побольше места, Мэри выскочила из купе. Кен сочувственно разглядывал тебя. Его, наверное, волновало не твое здоровье — он беспокоился о том, не сболтнула ли ты спьяну лишнего. В этот момент тебе стало так весело, ты засмеялась в голос. Кен склонился к моему уху и прошептал: «Ты меня слышишь? Не стоит рассказывать Мэри про открытку. Это был такой трюк, чтобы спасти Мэри, — ведь злодей Джо обманул ее. Мэри тогда сходила с ума от любви; как я ее ни уговаривал, она мне не верила и ничего не слушала. Поэтому мне пришлось подписаться Майком, которому она доверяла».
Если это и было ложью, то ложью тщательно продуманной. Ты снова стала поигрывать ножичком, а потом нанесла удар: «Выходит, ты ее любишь?» В эту минуту ты не постеснялась бы сказать все, что угодно. Кен попятился, пробормотал: «А это уже совсем другой вопрос». Ты же выставила вперед лапку — так делает кошка, загнавшая мышку в угол, чтобы та ее вдруг не укусила. «А почему ты против того, чтобы Мэри училась рисовать?» Лицо Кена сделалось удивленным. Для ответа ему понадобилось время. «Есть такие собаки, которых нельзя научить даже палку таскать. Мэри относится именно к такой породе людей. Художнику нужна неимоверная удача — а как может стать художником такая неудачница, как Мэри? Ты ее еще не знаешь».
У тебя же в глазах завертелись какие-то озорные волчки, и, чтобы поддразнить Кена, ты сказала: «Я вот тоже хочу артисткой стать, но я ужасная неудачница. Мне даже ни разу в жизни счастливый лотерейный билетик не достался». Кен засуетился: «Нет-нет, ты счастливая, и талант у тебя есть». Он вроде бы и не хотел, а стал тебе льстить. Тебе же от водки и всего остального становилось все смешнее.
На следующий день было то же самое: тот же сыр на том же хлебе, в борще — те же пятна жира, а за окном — снег и березы. Время от времени с возгласами «Чай! Чай!» проводник разносил свой платный чай. Он был чересчур сладким и таким горячим, что приходилось пить, прихлебывая мелкими глоточками. Сколько ни лились слова, скоротать время за разговорами не удавалось. Разбавлять словами время — все равно что поить пустыню водкой.
Кен посмотрел Мэри в глаза и сказал: «У меня есть несколько приятелей, которые никак не хотят расстаться с детством и до сих пор хотят стать художниками. Хоть им уже за сорок. Одежда в дырах, волосы нечесаные, денег нет. Думают себе: буду идти раззявою и на небо глядеть — пирожки сами собой станут прямо в рот падать. Я не хочу, чтобы ты стала такой». Со вчерашнего дня лицо Мэри оставалось каменным. Она ответила: «Ну и что? С голоду ведь не дохнут. Пусть. Если только они хотят стать художниками не для славы».
— Но ведь надо будет когда-нибудь обзавестись и семьей, кормить ее.
— Пусть женятся на богатеньких. Или у твоих приятелей обаяния не хватает?
Лицо у Кена сделалось злым. Он сказал: «Сибирь — это такая тоска!» Мэри повторила за ним: «Да, Сибирь — это тоска». Их взгляды совпали только в этом пункте. Если бы ты была под градусом, сказала бы им: «Вам скучно? Так давайте что-нибудь придумаем!» Но ты была трезва как стеклышко и потому смолчала. Ты была сыта их препираниями по горло, так что пришлось сбежать в коридор.