Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов
Шрифт:
Рано утром, нет, скорее, глубокой ночью ты выходишь на перрон в Зальцбурге. Никакой шпаны. Только посапывание трудяг, отправляющихся на работу. Холодно. Ты дрожишь, поднимаешь воротник, пряча шею. Тебя швырнули в неведомое. Пункт отправления и пункт прибытия остались на прежних местах, но пространство и время между ними превратились в скомканную тряпку.
Садишься в поезд, твое место еще хранит запахи вчерашнего вечера. Кто-то курил здесь табак и выпивал что-то крепкое. За окном быстро светлеет. Начинают петь птицы. На крошечной станции вваливается гурьба мальчишек и девчонок. Им лет по тринадцать-четырнадцать. Рассевшись, они тут же утыкаются в свои учебники. Сегодня им, наверное, держать экзамен. Ты тут же погружаешься в чужой мир. Девчушка украдкой поглядывает на тебя, а когда вы встречаетесь взглядами, она тут же опускает глаза в книгу. О чем она думает в эту минуту?
Путешествие третье
В ЗАГРЕБ!
Это было в те времена, когда Югославия еще не распалась. Ты — студентка, у тебя есть только пара джинсов, а когда ты с красной от возбуждения физиономией заводишь разговор о своей будущей сценической жизни, взрослые только снисходительно улыбаются. Ведь ты ни разу не появлялась на сцене, не опубликовала ни строчки, на филфаке учишься еле-еле, еще никто никогда не говорил тебе: «Здорово!» Но ты по этому поводу вовсе не переживаешь. Ты не задумываешься о том, откуда ты отправляешься и где находится пункт назначения, ты не представляешь, сколько времени отпущено человеку. А когда наступают летние каникулы, ты отдаешься на волю волн этого безмерного и безграничного океана времени, без всякой цели болтаешься по заграницам и не думаешь, что все это не имеет никакого смысла.
Побывала ты и в Италии. Вот мы приветствуем друг друга в Риме — юноши и девушки из капиталистических стран, с одинаковыми рюкзачками за спинами, похожие на одноклассников. Выходим на площадь, садимся набережной, болтаем, болтаем, болтаем… Кто-то говорит: «Как насчет спагетти?» — и мы отправляемся на поиски ресторана. Но всюду так дорого, что в результате наша трапеза ограничивается хлебом и водой из крошечного магазинчика. Нам кажется, что все мы очень похожи. Наша похожесть в том, что все мы ненавидим войну и обожаем путешествовать, ни у кого из нас нет ни денег, ни работы, ни семьи. Так ты тогда считала. Теперь же ты полагаешь: все были похожи в том, что у всех тогда все-таки были деньги. Говоря о деньгах, ты не имеешь в виду, что мы были богаты. Просто те деньги, которыми каждый из нас ежедневно расплачивался в своей стране, можно было обменять на деньги других стран.
Из Милана ты отправилась в Триест. Солнечные лучи отражались от поверхности Адриатического моря, гнулись и рассеивались, проходя сквозь воздушную призму. Ты ощущала какое-то странное отчуждение, сопровождавшееся чувством легкого головокружения. Отчего-то вдруг всплыло слово «тоска». Одновременно ты подумала: «Слишком красиво». Светлые стены домов, выстроившихся на прибрежных холмах, окрасились красным закатом. Люди говорят: «Тронешь киноварь — сам станешь красным», но тебе казалось, что эти дома были красными изначально.
В Триесте ты отправляешься на вокзал, намереваясь сесть на ночной поезд, идущий в Загреб. Скоро ты будешь в Югославии. Вечер затемнил помещение вокзала — он существовал отдельно от Средиземного моря. Здесь пахло Сибирью, славянским теплом, зимой, мехами, табаком, смешанным с запахом сена и чеснока.
В Югославию ты направилась потому, что для въезда туда не требовалось визы. Из всех тогдашних соцстран виза была не нужна только в Югославии. Для оформления документов в другие страны требовались месяцы, что было чересчур хлопотно для юной путешественницы, которой все равно, куда ехать. Разумеется, ты решила поехать в Югославию не только по причине безвизового въезда, но резоны эти были туманны. Ты бы не смогла ответить на вопрос, почему выбрала именно Югославию. При слове «Югославия» в голове начинали беспорядочно прокручиваться какие-то кадры, они наполняли какими-то предчувствиями, но объяснить ни то ни другое было невозможно.
Как только глаза попривыкли к полутьме зала ожидания, контуры людей окрасились в цвета, теперь ты видела детали. Сначала тебе показалось, что мужчина перед тобой упражняется в наклонах. Присмотревшись, ты разглядела, что на самом деле он липкой лентой приклеивает на бедра синюю материю. Еще приглядевшись, обнаружила, что это вовсе не материя, а джинсы. Джинсы носят, а не оборачивают вокруг ног. Разве не так? На правую ляжку он намотал одну пару, на левую — другую. Потом приклеил еще по паре джинсов, а поверх всего надел просторные рабочие штаны. Раздувшаяся нижняя часть его тела плохо соотносилась с худым и напряженным лицом. Ты вспомнила, что джинсы в странах социалистического лагеря — вещь невероятно ценная. Говорили, что в Советском Союзе приличные джинсы можно обменять на меховую шубу. И видимо, этот «физкультурник» возит джинсы из Италии в Югославию контрабандой.
Тут вдруг двое низеньких мужичков в потертых темно-коричневых пиджачках подкатывают к тебе со своим ужасным английским. У одного из них — опухшая краснота вокруг глаз, нижнее веко слегка отвисло от гноя. «Глаза дьявола», — отмечаешь ты про себя. Но сейчас с тобой разговаривает другой. Похоже, он хочет узнать, куда ты направляешься. Честно отвечаешь: в Загреб. Тут они наперебой начинают убеждать тебя: поезд плохой, садись-ка лучше к нам в машину. Тебе не совсем понятно, что это такое — «плохой поезд». Это поезд, которого никак не дождаться? Или это поезд, в который ты уже сел, а он никак не отправится? Наблюдаешь за выражением лиц этих мужичков. Или, может быть, «плохой поезд» — это такой поезд, который никогда не прибудет на станцию назначения? Мужички видят твою растерянность, говорят: этот поезд плетется еле-еле, кресла — старые и жесткие. Тебе приходит в голову, что их лица похожи друг на друга, как два плода авокадо. Один из них бросает быстрый взгляд на твои часики. Ты по дешевке купила их прямо на римской улице. Но от взгляда мужчины веет алчностью. На секунду тебе представляется, что на ногах у него должны быть копытца. Такие, я слышала, бывают у черта. Однако на ногах у обоих мужичков ботинки, так что я не имею возможности удостовериться в своих подозрениях. Если сядешь к ним в машину, окажешься в их полной власти. В голове вертится: «Деньги — к деньгам». Здесь не так: ты, нищая, оказалась приманкой для корыстных людей. Они легонько прикасаются к твоей руке, еще раз приглашая к себе в машину. Против своей воли ты согласно киваешь и трогаешься с места. Похоже на гипноз. Да, это так. В голове проносятся мысли: соскочить с этого разговора невозможно, у тебя появятся друзья в аду, в таком случае следует идти до конца, надо испить свой яд до дна, надо досмотреть этот фарс…
В этот момент откуда-то сбоку появляется крепкая тетка. Ей больше пятидесяти. Она уверенно подходит к нам. Словно крестьянка из сказочной книжки — в простонародной юбке и платке. Вместе с тем ее речь отчетлива, английский — хорош. Она говорит: эти люди — плохие, тебе с ними нельзя, сядешь в машину — они с тебя часики снимут. Мужички втягивают головы, словно дети от подзатыльника, и спасаются бегством. Ты благодаришь свою сказочную героиню. Оглядываешься: нет, эта тетка не отличается особой мощью, вокруг — похожие на нее женщины, они улыбаются мне, они все сшиты крепко-накрепко. Тут перед твоим взором предстает нечто обнадеживающее: табло с указанием на твой поезд. Ах да, Загреб, ведь ты едешь в Загреб…
В голову лезут никому не нужные мысли. Если эти мужички замыслили настоящее злодейство, им бы лучше вести себя поумнее и не подкатывать ко мне такими близняшками. Уж слишком они заметны. Им бы лучше воспользоваться своим внешним сходством и придумать какую-нибудь хитрость с алиби. Хотя частенько бывает так: слабак сбивается с пути добра, но и на дороге зла его ничтожество играет с ним злую шутку. В Италии к тебе нередко клеились какие-то типы. Их взгляд не сулил добра. Но стоило тебе строго посмотреть на них, как они растворялись. Странно, что они не могли выдержать даже твоего жалкого взгляда. Такое впечатление, что от твоего взгляда у них в горле начинало першить. Будто в твоих глазах отражался нож, спрятанный за пазухой. Самое важное — суметь не обмануться. Может быть, когда-нибудь ты натренируешься и сама станешь превосходным обманщиком. Причем будешь твердо верить в ту ерунду, которую сочиняешь. Сейчас тебя одолевают сладкие мечты о том, что ты станешь великой артисткой. Вдруг грабитель проникает в твой дом, ты разорена. Для того чтобы поправить дела, тебе нужно всего лишь один раз появиться на сцене какого-нибудь престижного театра. И вот выгодный контракт подписан, представление состоялось, деньги выплачены, ты стала знаменитостью.
Хороший рассказчик может заставить поверить даже в байку о том, как обезьяна схватила луну в воде. Заставь поверить себе, а потом работай. Ляг костьми, и пусть твои кости растолкут в порошок, но работай. Этот беленький порошок станет дурманить людей, словно кокаин. Заставишь раз поверить — никто и не вспомнит, что пунктом твоего отправления была вульгарная ложь. Порошочек, полученный при перемалывании твоих костей, обладает изрядной питательностью, от этого удобрения и на камнях зацветут цветы.