Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов

Тавада Ёко

Раздеваясь, ты увидела, что стала гермафродитом, но это не слишком испугало тебя. Что бы с тобой ни приключилось — все это было предопределено давным-давно. Ты всегда это знала, просто делала вид, что не знаешь. Вода оказалась не так горяча, как можно было бы подумать, судя по валившему от нее пару. Ты перенесла через край левую ногу, потом правую, села на корточки — живот пошел складками. Прижала колени к груди — вода покрыла их. Между пухлыми грудями, опустив глаза вниз, ты отчетливо видела колыхающийся мужской член. Неужели ты мужчина и женщина одновременно? Ты сидишь в горячей воде. В странной позе. А что думает обо всем этом хозяин? Ты поднимаешь глаза: он по-прежнему стоит со скрещенными руками и с самым серьезным видом наблюдает за тобой. Он непременно рассердится, если ты не вымоешься. Ты плещешь для вида правой рукой на плечи и слегка трешь их, но хозяина не обмануть, он продолжает смотреть на тебя и хмурится. Делать нечего. Помыться — что может быть проще? Но ты не можешь вспомнить, как, какими движениями

ты всегда мылась. Смотришь на свое отражение в воде — это женское лицо или мужское? И женское, и мужское одновременно. Ни то ни другое. Оно мокрое, никак не разобрать. Если стереть полотенцем капельки воды, станет понятнее. Напрягаешь живот и хочешь подняться, но рука хозяина возвращает тебя обратно. Ты боишься его: он крепко сжал губы, вертит головой. Хочет сказать: еще не время, мойся как следует! Если бы ты сейчас посмотрелась в зеркало, что бы ты увидела? Женщину? Или мужчину? А может, ты побоялась бы даже взглянуть на свое отражение? Вместо того чтобы остынуть, вода становится еще горячее. Если так будет продолжаться, из тебя получится супчик. Наверное, под бочкой есть топка. Съеденная тобою кисло-сладкая кашица начинает бродить по телу, в нижней части возникает какое-то беспокойство. Это предвестник расширения и роста. Влагалище набухает и расширяется, мужской член наливается и встает. Мало того: из крестца вырастает похожий на кисть художника хвост, ляжки покрываются чем-то похожим на пластинки панциря броненосца. С каждым толчком крови тело надрывно поскрипывало — оно росло. Таз, казалось, вот-вот расколется. Нагнеталась не только кровь — неизвестно, что это было: лимфа, пот или слюна — словом, некая жидкость переливалась через края, наполняла нижнюю часть тела, ты хотела подняться, но вытянутая рука осаживала твою голову вниз, и ты снова плюхалась в бочку. В горячую воду. Она поглощала тебя, нечто, что вытекало из тебя, перемешивалось с внешним, тебе становилось все равно, но некий голос твердил: не делай этого, нельзя, нельзя переступать этой черты, нельзя, стыдно, прекрати, возврата не будет, только раз сделаешь так — будет поздно, немедленно прекрати! Но другой голос очаровывал, притуплял волю, шептал другое: пусть будет так, пусть будет так, отдайся своему телу, не сопротивляйся, плыви по течению, отдайся потоку, плыви туда, куда тебя несет, твоя воля никому не нужна, доверься минуте, сделай так, не противься…

Тут ты и проснулась. Перед глазами — темный потолок. Вагон трясется, колеса стучат. Хочется в уборную. Смотришь на часы — половина третьего ночи. До утра еще долго. Поднимаешься с постели, хоть и не хочется.

Путешествие восьмое

В ВЕНУ!

Это было совсем недавно. Ты решила отправиться на гастроли в Вену не самолетом, а ночным поездом. После того как ты собрала хорошую прессу на нескольких танцевальных фестивалях, приглашения следовали одно за другим, и, поскольку, транспортные расходы всегда несла приглашающая сторона, тебе больше не приходилось думать, как хотя бы немного сэкономить на дороге. Если путешествуешь воздухом, надо сесть на такси, доехать до аэропорта, застегнуть ремень безопасности, заснуть, отстегнуть ремень, снова сесть в такси — вот и все. Но на сей раз тебе хотелось совсем другого. Тебе вдруг захотелось развлечься, и ты решила после длительного перерыва поехать железной дорогой. После окончания мастер-класса в Гамбурге ты решила отправиться в Вену поездом. Эта мысль взбодрила тебя. В последнее время тебе все реже попадались любопытные личности. В интересные переделки ты тоже не попадала. Отчасти это было обусловлено тем, что ты больше не беспокоилась о каждой копейке и выбирала самый короткий путь к месту назначения. Тебе казалось, что, если ты сядешь на ночной поезд, с тобой — как в пору юности — может приключиться что-нибудь интересное.

Когда ты добралась до станции, до отправления поезда оставалось более получаса, но двери в поезде были уже открыты и ждали твоего появления. Ты волокла за собой тяжеленный чемодан, передвигаясь по коридору, словно краб. Так ты дотащила свой багаж до купе. Потом вышла в коридор и стала глазеть на платформу. За ней виднелся только что открытый ресторан при отеле. Стены ресторана были выполнены из прозрачного стекла. Еще не стемнело, было хорошо видно, что творится внутри. Двое представительных мужчин церемонно прощались друг с другом. Они вытянули руки навстречу друг другу, переминались, плечи тряслись, шеи вертелись. Ты наблюдала за их движениями — они были похожи на танец пчел. Тела, лишенные слов. Ты вела наблюдение через окно вагона, почти упершись носом в стекло. На пути взгляда находилось еще одно стекло — стена ресторана. Время перед отправлением поезда, когда твой взгляд через множество стекол устремляется вдаль.

Некая женщина в черном платье вошла в вагон. Из своего купе появилась другая молодая женщина — проводница. Она посмотрела на пассажирку, изумилась, сказала: «Неужели!» Они остановились в коридоре, пристально изучая друг друга. Наверняка сейчас начнется самое интересное! Ты затаила дыхание. Может быть, это сестры, разлученные в детстве. Старшая сестра вместе с отцом уехала в Америку, а младшая осталась с матерью в Германии. А может, в прошлом они соперничали

из-за мужчины и дрались на ножах. В твоей голове прокручивалось сразу несколько сценариев.

— Мы, кажется, где-то встречались. Вы в последнее время часто ездите этим поездом?

— Нет, я вообще в первый раз путешествую на ночном. Но мне тоже кажется знакомым ваше лицо.

— Может быть, вы часто обедаете в ресторане «Гнездо воробья»? Вы, случаем, не живете ли рядом с ним?

— Нет.

— Но вы ведь в Вене живете?

— Да, в Вене, но совсем в другом районе. Возле Западного вокзала. А может, вы кино любите и частенько…

— Нет, я кино редко смотрю. Последний раз в кинотеатре была лет семь или восемь назад.

Навострив ушки, ты подслушиваешь их разговор. В эту минуту появляется новый пассажир, и проводница уходит. Перед самым отправлением она снова прибегает сюда.

— Вспомнила!

Дама в черном кивает:

— Я тоже!

Они согласно рассмеялись. Ты же расстроилась — будто тебя обманули, подвергли остракизму. Но смелости сказать: «Расскажите и мне!» — у тебя не хватает.

Любопытство продолжало одолевать тебя — поманили и бросили… Ты завернулась в одеяло, но сон не шел. Зря ты связалась с железной дорогой. Окно завешено плотной занавеской. Если ее и открыть, все равно за стеклом темь, ничего интересного не увидишь.

В девять часов утра ты приступаешь к завтраку. В розданном вчера меню говорилось: «Поставьте галочку возле заказываемого вами блюда. Три наименования предоставляются бесплатно, за каждое следующее взимается плата в размере 1 марки 50 пфеннингов». Ты заказала два куска хлеба, масло, сыр и кофе. Составить завтрак из трех наименований было невозможно. Без питья обойтись нельзя. Если на хлеб положить сыр, а маслом не мазать, выйдет суховато. Хлеб с одним маслом — невкусно. К маслу нужен сыр или джем. Если же исключить из этого набора хлеб, то выйдет уж совсем глупо. Как ни крути, получается четыре наименования. И это вовсе не роскошь, а необходимый минимум. Так почему же они берут за это дополнительные деньги? Пусть бы лучше включили их в стоимость проезда. Впрочем, логика у них, наверное, такая: если человек открывает свой кошелек, он уже удержу не знает. Кошелек в кармане — он лежит себе на месте и лежит. Но стоит достать его, как денежки так и полетят. Однако трудно рассчитывать, что это произойдет в ночном поезде. Довольно глупо. За завтраком в поезде все равно много не потратишь.

Так что оставим рассуждения о цене завтрака. Вагон — это забитый наглухо ящик, он похож на цирковой фургон — искателю приключений там предлагается минимум шансов.

На вокзале в Вене тебя встречал устроитель гастролей — мужчина лет пятидесяти по имени Бек.

— Я поехала ночным поездом в надежде увидеть что-нибудь любопытное. Но ничего не увидела.

— Любопытное? Например?

— Ну, чтобы какой-нибудь сомнительный тип повел бы себя подозрительно или чтобы в вагоне оказался ужасный человек и твоей жизни угрожала бы опасность.

До этого момента Бек разговаривал спокойно и тихо, лицо его оставалось невозмутимым, но теперь он рассмеялся, обнажив мощные резцы, похожие на звериные клыки. Вот что он рассказал мне.

Много лет назад у Бека была в Гамбурге любовница, и он часто путешествовал из Вены на ночных поездах. Уже в Ганновере его любовное волнение становилось столь велико, что он, проклиная утренний холод двух последних часов, проводил их, глазея из окна. И вот однажды он проснулся ранним утром, открыл занавеску, стал смотреть в окно. Попутчиков у него не оказалось. В Ганновере поезд сделал остановку. Бек видел, как несколько человек сошли с поезда. И вдруг к нему в купе влетела некая женщина. Ему показалось странным, что она села в спальный вагон утром. Он рассудил, что она намеревалась доехать до Гамбурга электричкой, но по ошибке забежала сюда. Поскольку ее взору открылись смятые простыни, она, по идее, должна была бы сразу осознать свой просчет, но она без всяких колебаний уселась на скомканную постель напротив Бека и уставилась в окно. Бек еще подумал, что, может, она проститутка. Один раз проститутка уже сумела обчистить его, так что он решил не допустить этого вновь. Но эта женщина не делала попыток заговорить, не смотрела в его сторону, сумочка в ее руках тряслась, руки дрожали крупной дрожью. «Что-то здесь не так», — подумал Бек. Ее лицо при этом сохраняло спокойствие, волосы красиво падали на плечи, на вороте белоснежной шелковой блузки красовалось жемчужное ожерелье, от которого исходил матовый маслянистый блеск.

— Что мне делать? — пробормотала женщина.

Было непонятно — разговаривает она сама с собой или обращается к Беку.

— Что-то случилось?

— За мной гонятся.

— Кто?

— Мужчина, он хочет меня убить.

Бек оказался в затруднительном положении. Если она говорит правду, он должен немедленно покинуть свое место и вызвать полицию. Но что-то подсказывало ему, что эта женщина лжет. Он не мог объяснить, что настораживало его. Женщина выглядела вполне прилично, серьезное лицо вызывало доверие. Никаких внешних причин, чтобы подозревать эту женщину, у него не было. Беку хотелось, чтобы появился проводник, и тогда он смог бы рассказать ему обо всем. Ему казалось, что человек в форме сумеет что-нибудь предпринять. Но проводник был занят: нужно было раздать билеты и паспорта тем, кто сходил на следующей остановке, приготовиться к завтраку.