Подпись Дьявола. Вечная связь. Часть 2
Шрифт:
– Нет настроения, – прохрипел Мартин, повернувшись к девушке спиной и наливая горячую воду в кружку.
– Поэтому я людей так ненавижу, – вздохнула Габи, облокотившись о столешницу и заглядывая в серьезные глаза Мартина, – вы вечно притворяетесь. Натягиваете улыбку, когда самим паршиво на душе.
– Раз ты нас так ненавидишь, какого черта здесь делаешь?! – вспылил молодой человек, хлопнув рукой по столешнице и яростно взглянув на замолчавшую девушку. Та испуганно на него взглянула, рассматривая его лицо. Казалось, будто этот человек был наполнен болью.
– Любопытство, –
– Я не зол, – коротко ответил Мартин.
– Зол, я же вижу, – усмехнулась девушка, – такое ощущение, что сейчас заплачешь! Нет, люди меня поражают, если честно! Вечно противоречите сами себе…
– Твою мать, Габи!! – кружка полетела в сторону, разбиваясь о стену и вода разлилась кругом. Яростный взгляд Мартина смотрел прямо на шокированную Габриэль, что вжалась в столешницу и молча смотрела на хозяина дома. Он не шутил, она это видела.
– Расскажи мне, – тише и мягче произнесла Габи, подойдя к разбитой кружке и начиная собирать осколки. Мартин поджал губы, и присел рядом, помогая собрать осколки.
– Моя мать была наркозависимой, – ответил Мартин и Габи с сожалением на него взглянула, – она была такой с тех пор, как я её помню. Она никогда не сомневалась, прежде чем обменять любую копейку на очередную дозу. Отец был тот еще проходимец и в результате пьяной ночи, моя мать забеременела. Единственной причиной, по которой она не прервала беременность было её желание получить больше пособий для покупки желанной дозы.
Мартин вспомнил, как большинство своего детства прятался в углу своей пустой комнаты, пока мать без сознания лежала на диване в собственной рвоте, с синяками и в крови. Юноша навсегда запомнит, как мальчишкой просил её проснуться, чтобы удостовериться, что мать жива. Заедая слезы сухими хлопьями, вычищая ковер под диваном с бессознательной матерью, маленький Мартин был предоставлен самому себе, пока социальные работники, наконец, не забрали его. Однако, даже тогда, он вечно сбегал и возвращался в дом к матери, которая отказывалась его даже признавать. И делал он это лишь потому, что она была его единственной настоящей семьей.
– Что с ней случилось? – спросила Габи.
– То, что и ожидалось, – горько усмехнулся Мартин. – Забравшись однажды через окно в её дом, я нашел её без сознания на полу с иглой в руках. Во рту пена, кожа посиневшая. Мне тогда было уже пятнадцать. Я до сих пор помню, как поднял её худое тело на руки и удивился, какой же легкой она была, какой хрупкой… Я не смог помочь ей, как не старался.
– Почему ты скрываешь свою боль за улыбкой? – искренне поинтересовалась Габи, так как она до сих пор не понимала, почему люди так двуличны.
– Потому что никому не интересны чужие проблемы, Габи, – с грустью улыбнулся Мартин. – Мы хотим, чтобы нас выслушали и помогли. Однако… сами мы не готовы слушать. Да, ты права, люди эгоистичны и отвратительны по натуре. И порой… я сам себя ненавижу. За свою слабость, за свои ограниченные возможности. Порой я думаю, почему бы мне не покончить со всем и просто не прервать свою жалкую жизнь?
– И почему? – сглотнула Габриэль, испуганно на него смотря.
– Смелости не хватает, – спрятав лицо руками, Мартин замолчал. Девушка нахмурилась, видя слезы на его щеках и поджала губы. Мартин считал себя трусом, так как даже не осмеливался забрать собственную жизнь. Он хватался за эту последнюю ниточку надежды, окруженный собственным одиночеством в этом огромном, суетливом мире, которому до него и дела нет.
– Знаешь, признать такое… – прошептала Габи, пододвинувшись к молодому человеку, – для этого нужна огромная смелость. Возможно, люди не так уж и ужасны. В вас есть эта необъяснимая сила идти дальше, как бы все плохо ни было. У тебя хватает сил улыбаться, хотя причин для смеха может и не быть.
– Я так устал, – прошептал Мартин, опустив голову девушке на плечо и сняв свои очки.
Умыв лицо холодной водой, Мартин посмотрел на собственное отражение в зеркале. Это лицо было ему ненавистно. «Слабак» только и звучало в его голове. Проведя влажной рукой по волосам, юноша надел очки и вышел из ванны, услышав тихую, приятную мелодию. Шагая по коридору, он обратил взор на спальню. Открытое окно и развивающиеся занавески раскрыли сидящую на подоконнике фигуру. Сделав шаг вперед, Мартин задержал дыхание.
Габриэль играла грустную, но такую прекрасную мелодию на своей маленькой флейте. Её длинные рыжие волосы развивались на ветру, а бледное лицо было освещено ночными фонарями с улицы.
Странно, но Мартину вдруг стало немного легче на душе. Высказав, наконец, все, что накопилась так глубоко в нем, молодой человек почувствовал, как с плеч упал груз.
– Тебе легче? – спросила девушка и Мартин мягко улыбнулся, кивнув. Встав с подоконника, Габриэль подошла к юноше и с интересом его оглядела. – Мне все еще не нравятся люди. Но я бы хотела их понять. Все-таки, они творения моего отца.
– В людях есть кое-что прекрасное, – кивнул Мартин, смущаясь, так как девушка очень пристально на него смотрела своими светлыми глазами, словно изучала.
– И что же? – удивилась Габи.
– Любовь, – ответил Мартин. – Почти все наши поступки совершаются из-за любви. К другим, к себе, к вещам, которые нам дороги, и даже к Богу. Любовь – очень сильное чувство.
– Любовь, – прошептала Габи, – я не понимаю это чувство. Я смотрю на своих братьев и на то, как они теряют голову ради своих женщин, из-за любви. Но я этого не понимаю.
– Ты любишь своего отца? – спросил Мартин.
– Люблю ли я его? – непонимающе переспросила ангел. – Я… уважаю его. Он мой отец, я делаю, что он велит.
– Да, но любишь ли ты его? – повторил Мартин и с грустью вздохнул, видя, как Габи замешкалась, не понимая вопроса. Она действительно не знала этого чувства и не могла сообразить, что ощущала по отношению к отцу. От этого Мартину стало грустно на душе. Жить без любви – не жить и вовсе. – Знаешь, люди часто говорят, что любовь дарит крылья.