Подполковник никому не напишет
Шрифт:
– - Да Жень, люблю. И тебя тоже люблю.
– - Ма, а что такое - Любовь?
– - Много это Женя, много, - не задумываясь, сказала женщина.
– Это почти всё.
И не было страха, не было боли. И самое главное не было времени, которое стало, на мгновение разрывая всю цепь событий, случайных и предопределённых. Перестали журчать ручьи, замер закат, неподвижно застыли робкие огоньки ночных звёзд на ещё синем небосклоне. В этих размеренных сотых и тысячных частицах бесконечных секунд, как на зеркальной глади озера, запечатлелись все блики уходящего.... Женщина увидела в светлом зареве размытые
Но чуда не произошло - время снова тронулось с места, диссонансом внося тяжёлый скрип своих шестерней в дикую таёжную тишину.
Едва переведя сбившееся дыхание, она пальцами легонько взъерошила непослушные мальчишечьи вихры, отогнала глупые свои мысли, больше не казавшиеся чёрными птицами, и улыбнулась. Как же он похож на своего отца.... На своего настоящего отца. Женщина почувствовала, как под веками появляются робкие предательские слезинки. Когда она везла сына через всю страну - сюда, в забытую Богом таёжную Тмутаракань, - мало понимала, зачем она это делает. Теперь же ощутила, как отпускает её сердце обычная её тревога. Сразу стало почему-то легко и спокойно. Будто прикоснулась она к сияющему серебру восхода, вот здесь, именно здесь - когда казалось, солнце скрывается за чёрным ореолом тайги навечно. А вот и нет - теперь она точно знала, что ничего не бывает навечно.
А любовь? Любовь это тоже не на вечно? Голос внутри неё задавал вопросы, на которые она не знала ответа. Наверное, нет. Вечность - это слишком мало для Любви.
Ей очень хотелось в это верить.
Алый глянец заката медленно мерцал в темнеющих небесах. Солнце равномерно скользило по краю горизонта, скрывшись почти наполовину за щитом из тайги. Можно было представить, что где-то там есть край земли. Ведь как не огромен мир, сейчас в нём была только вот эта рассечённая ручьями поляна перед таёжным бескраем.
Она смотрела куда-то за горизонт, затаив глубоко внутри свои частые бесшумные вздохи. Пусть даже и нет Любви, и никогда не было, и никогда не будет, как не бывает самой Вечности. Все, что получает начало, имеет и своё завершение. Даже если одно, только одно мгновение, проходит в этом странном и нелепом состоянии, то и этого крохотного промежутка времени достаточно, чтобы оправдать любую жизнь. Перед кем оправдать? Она не знала, да и вряд ли хотела это знать. Теперь она ясно понимала, что есть её Любовь.
– - Ты на него очень похож, - повторила она, с облегчением принимая как благословение своё освобождение, и освобождение ли?
Её любовь всегда была здесь. Навечно.
Навсегда здесь, и тайга вечно будет возвышаться над алюминиевой плитой, безмолвным часовым охраняя всё, что скрывалось для неё за этим словом. Даже если за этим словом была
На красивом, ухоженном лице женщины, в уголках серых пронзительных глаз как дождинки появились неразличимые в вечернем сумраке солёные тяжёлые слезинки.
– - Мам, не плачь, - прошептал мальчишка, даже не увидев, а угадав чутким своим сердцем слёзы на глазах у матери. Где-то за их спинами тоскливо прогудел клаксоном водитель лесовоза, но никто из них не заметил этого сигнала, как не замечали растворившихся в сумерках таёжных комаров.
Мать с сыном сидели у чёрной могильной плиты с самым настоящим пропеллером от боевого самолёта отрытого где-то среди многочисленных Ржевских высоток, обильно политых солдатской кровью. Чего-чего, а этого добра, даже спустя пятнадцать лет после войны в земле хранилось более чем достаточно, может быть, всем на памятники хватило бы. Это успевшее проржаветь железо и было памятником, даже без вот таких алюминиевых плит.
Она крепче прижала к себе единственное своё сокровище - обычного мальчишку в красных сандалиях готового тоже заплакать, вслед за ней. Женщина остро чувствовала это. Вот-вот скривятся в обиженной гримаске крепко сжатые губы, и из его глазёнок беззвучно хлынет горячая солёная влага. А ей так не хотелось, чтобы он плакал. Всё было не просто так. Теперь она знала, что нет ничего бесследного для человека. Она знала это всегда. И ничто не властно над ними, ничто кроме них самих. Всегда и навеки.
– - Знаешь сына, - сказала она.
– В августе самое звёздное небо.
– - Сегодня?
– мальчик поднял глаза к небу.
Закат расплескал в тёмно-синем небе алые, едва ли не кровавые брызги солнца, намертво привязанного к острой линии горизонта, над которым робко начали проглядывать первые огоньки звёзд. Мальчишка смотрел на небо, будто пытаясь разглядеть всё скрытое от него в памяти и во времени. Она часто пугалась этих взглядов, страшась всего сокрытого.... Страшась, но не сегодня.
– - Сегодня, - кивнула красивая немолодая женщина в бежевом летнем платье и поцеловала в макушку вихрастого мальчишку.
– Самое звёздное небо именно сегодня.
– - А завтра?
Она долго смотрела на небо, беспредельно далёкое небо. Солнце уже почти село, не в силах оторваться от своей ежедневной траектории заката. Этот свой путь далёкая раскаленная звезда будет совершать до скончания века, не имея выбора. Она будет достигать своих положенных апогеев и перигеев, зенитов и орбит пока на крохотную толику времени её не застопорит что-то властное даже над солнцем. Что-то крохотное и неосязаемое, как песчинка в пустыне Вселенной, но вместе с тем могущественнее всех звёзд вместе взятых.
Солнце должно тогда остановиться.
Как же должно быть это светило ждёт Апокалипсиса, который никогда не наступит. А чёрный пропеллер, застывший на чёрной плите как на рулёжной дорожке, продолжал ждать команды "на взлёт". Навсегда.... Небо для него тоже стало беспредельно далёким, с того момента, как осколок восьмидесятивосьмимиллиметрового зенитного снаряда насквозь прошил кабину штурмовика, вышибая вместе с брызгами металла алые капли крови. Одно раскалённое сталью мгновение, ставшее тем самым навсегда, которое отделяет и ограничивает....