Подпольная империя рода Амато
Шрифт:
Отец посвятил меня в свой план, и я находил его почти гениальным. Интриган из князя Амато, что надо, не просто так же небывалого могущества достиг.
Андрей Николаевич подходил то к одному дворянину, то к другому, дружески пожимал им руки, улыбался, готовил почву для предстоящего разговора. В промежутках он успевал станцевать с женой, с дочерью, переброситься парой фраз с другими гостями. Но всё это были лишь декорации для него.
Основное действие началось, когда узкий круг гостей вместе со мной, князем и адвокатом Антоновым перебрались в комнату для игры в бильярд. Здесь стоял большой, хороший бар. Мягкие диваны и кресла уютно расположились вдоль стен. Окон не было, словно комната
— Андрей Николаевич, вы дали нам понять, что считаете Вадима Глинского виновным в аресте и попытке убить вашего сына, — начал без обиняков князь Трубецкой. — Но почему вы так уверены в этом? Насколько мы понимаем, это лишь ваши догадки…
— Что вы! Разве стал бы я без доказательств бросаться столь серьёзными обвинениями? — ускорительно произнёс отец.
— Так у вас есть доказательства? — с интересом подался вперёд Шереметьев.
— О да. Наш адвокат, Михаил Алексеевич, постарался и сумел кое-что найти…
Антонов, присутствовавший здесь, поднялся с кресла и вытащил из кармана маленький треугольник с кнопками. Нажал одну из них, и мы услышали голоса Ефима Глинского и какого-то мужчины.
Двумя неделями ранее
Трое сидели в кабинете князя Амато — собственно, сам князь, его сын Андрей и семейный адвокат.
— Вы сможете сфальсифицировать подобную запись? — спросил Андрей Николаевич у Антонова.
— Конечно, Андрей Николаевич. Не без трудностей, конечно, но вы же меня знаете — всё сделаю в лучшем виде.
— Благодарю вас, Михаил Алексеевич. И вы меня знаете — наградой никогда не обижу.
С юристом попрощались, и он покинул дом Амато.
— Опасную игру ты затеял, отец, — сказал Андрей-младший.
— А у нас иначе и не бывает. Неужто ты думал, что я так высоко поднялся без хитросплетения интриг?
— Нет, не думал. Но если нас раскроют…
— Им это ой как не понравится, — кивнул князь. — Но мы рискнём. Глинские виновны в смерти троих моих сыновей, Андрей, и они попытались убить тебя, моего последнего сына. Даже если они не приложили руку конкретно к покушению на тебя в тюрьме, они хотели убить тебя на дуэли. Мы готовы были договориться с ними по просьбе генерал-губернатора, но Глинские лишь посмеялись над нами. Я не прощаю такое, сын. Они должны быть наказаны.
— Хорошо, отец.
На некоторое время воцарилось молчание. Андрей Николаевич глядел на сына и в очередной раз размышлял о переменах, незаметно для семьи произошедших в нём во время службы в армии.
Андрей-младший всегда был волевым, решительным, сильным духом парнем. Но тот Андрей, что теперь сидел перед князем, всё же был другим. Тот был безрассудно-храбрый, импульсивный, вспыльчивый юнец. Армия, война изменили его. Юнец превратился в настоящего мужчину.
Впрочем, перемены в характере сына не так сильно поражали Андрея Николаевича, как его магический рост. Всё-таки человек прошёл через военные испытания, возмужал, познал, как говорится, на собственной шкуре суровость жизни. Немудрено, что какой-то стержень в нём появился, а вспыльчивость и безрассудство сменились на сдержанность и расчётливость. Андрей Николаевич сам прошёл этот путь внутренних перемен, когда был молод.
С удивлением только сейчас князь осознал, что из всех его детей более всего на него походил именно Андрей, а не погибший Александр, как раньше думал он.
Александр был улучшенной копией самого князя в молодости. Такой же беспринципный, такой же неудержимый. Но куда благороднее отца.
Андрей Николаевич оставил в далёком прошлом свою горячность, как и его младший сын сейчас.
Удивительнее
— Я получше изучил один вопрос, отец, — нарушил молчание Андрей-младший. — И понял, что ведь наш род — единственный, кто выступает против наркоторговли. Остальные влиятельные дома не то, чтобы прямо «за», но и осуждать за это Глинских они не будут.
— В этом-то и проблема, — подтвердил князь. — У Глинских все шансы переманить на свою сторону тех, кто стоит во главе всех этих влиятельных домов. Именно поэтому мы должны действовать немедля. Опередить их. И тут уже не важны средства. Либо мы, либо нас.
— Я, в общем-то, поддерживаю твою идею, она разумна, но и крайне опасна. Игра с огнём.
Князь помолчал несколько секунд, потом ответил:
— Но я прекрасно знаю правила этой игры.
Настоящее время
— Вы выяснили, что второй голос на записи принадлежит тому парню, которого подсадили в камеру к Андрею Николаевичу? — уточнил Нарышкин, когда запись закончилась.
— Именно. И не кажется ли вам странным то, что в одной камере с моим сыном оказался человек, которого Глинские использовали, как мальчика на побегушках? — задал риторический вопрос князь Амато. — Вадим Глинский вызывает у меня серьёзные опасения, господа. Ведь генерал-губернатор ясно дал понять, что нам с ним стоит заключить мир. И я готов был на этот шаг, как бы тяжело он мне ни дался. Но Вадим нашёл повод прицепиться к Андрею. Я убеждён, что это была обдуманная провокация с его стороны. И если он плюёт на просьбы самого губернатора… — Отец многозначительно замолчал.
— То как же он поведёт себя с кем-то из нас, если однажды мы ему не угодим? — закончил за него Шереметьев.
— Нет, я, конечно, согласен, что Глинские учинили беспредел, — заявил Демидов. — Но пока они не трогают никого из нас и сам губернатор крайне лоялен к ним.
— Не трогают никого из вас — пока, — с нажимом произнёс отец последнее слово. — И да, губернатор симпатизирует Вадиму Глинскому, что должно только внушать опасения всем нам. Ведь Глинский может совсем потерять страх из-за мнимого своего величия. Я не желаю войны, но… — князь с тяжёлым вздохом покачал головой. — Повторюсь, я готов был идти на мировую, оставить в прошлом все наши… разногласия… я лишь потребовал соблюдения правил. Ведь зоны интересов давно поделены между нами всеми, — он обвёл взглядом всех присутствующих, те согласно закивали. — Я лишь потребовал соблюдать этот баланс. Но Глинский, можно сказать, рассмеялся мне в глаза. Его не волнует, у кого какие права. Его волнует лишь собственная власть. Он попытался отхватить кусок от того, что принадлежит не ему, где гарантия, что не попытается сделать это снова — с одним из вас? Нельзя допускать усиления такого беспринципного дома. Чем сильнее он становится, тем большая угроза нависает над всеми нами.
Князь замолчал. Его речь как минимум на половину слушателей подействовала нужным для нас образом. Но всё-таки они сомневались. Во взглядах мафиозных глав читались вопросы.
В комнате стало невыносимо душно из-за раскуренных гостями трубок. За дверью слышались звуки безудержного веселья.
Как странно, что всё так тесно соприкасается в мире. Вот смех, и танцы, и музыка, и пир горой, а вот буквально за стеной решается, можно сказать, судьба целой империи. А, может, и мира.
— Мы обдумаем твои слова, Андрей, — первым заговорил Шереметьев.