Подпольная империя
Шрифт:
Он ничего не говоря, бросает на меня взгляд и тут же утыкается в тарелку, будто первый раз меня видит.
— А вы майор Баранов? Можно с вами поговорить?
Я присаживаюсь за стол.
— Нет, здесь говорить не будем, — едва слышно произносит он и добавляет громогласным командным голосом. — Напрасно присел, сынок. Говорить будем только когда все документы проверю.
— Но это же я вам звонил. У меня есть несколько вопросов.
— Нет, — отвечает он громко и категорично. — Никакого давления, никаких обсуждений, ничего вообще, пока не проверим все документы. Потом, если у меня возникнут вопросы,
— Ну ты орёл, — бросаю я тихонько и поднимаюсь. — Ладно. До свидания тогда.
Ответить он не считает нужным.
Я возвращаюсь к себе и натыкаюсь на Спицына. Он тоже взбудоражен, но совсем не так, как Курганова. У него руки трясутся, как у Янаева на пресс-конференции ГКЧП.
— Егор! — возмущённо и одновременно облегчённо выпаливает он. — Где тебя носит?! Идём со мной! Директор рвёт и мечет!
Действительно, директор пребывает в плачевном состоянии.
— Брагин! — громыхает этот казавшийся ранее воплощением спокойствия человек-гора. — Какого хрена! Ты что правда вызвал ОБХСС? Вместо того, чтобы урезонить свою зарвавшуюся подчинённую, ты у неё же пошёл на поводу?
— Не совсем так, Олег Константинович.
— Что ты мне тут жопой крутишь — не совсем так, да совсем не так? Какого хрена, я тебя спрашиваю?! Тебя поставили развивать то, что создано, а ты решил похерить всё одним ударом? Ещё и Куренкову дозвониться не могу весь день…
— Так, товарищи, отставить панику!
— Да ты! — багровеет директор. — Да я тебя!
— Значит так, — машу я на него рукой. — Слушайте сюда. Курганова собрала на вас кучу инфы. Накосячили вы знатно.
— Что? Я не понял… — вставляет Спицын.
— Я говорю, что “Комсомольский прожектор” выявил кучу проколов, которые вы допустили. Допустили и не прибрались за собой. А она всё это нашла и зафиксировала. Можно было нажать на неё и заставить притухнуть…
— Ну так и что же не нажал? — практически кричит директор. — Уж лучше бы так, чем…
— Но тление бы осталось, — продолжаю я, не обращая на него внимания. — И рано или поздно полыхнуло бы так, что мама не горюй.
— Какая мама! Оно уже полыхнуло так, что жопа горит!
— Успокойтесь, пусть гаснет, то что у вас разгорелось. Я вызвал Баранова, потому что он мой, карманный. Ничего не найдёт, всё погасит, Курганову успокоит. Вы, главное, ей не мстите, а хвалите. Пошлём её на повышение со временем, а здесь всё обустроим.
— Что значит “мой карманный”? — подвисает Ярцев.
— Это значит, что он сделает так, как я ему скажу.
— Да? То-то он с тобой даже говорить не захотел в пустой столовой!
— Неплохо у вас поставлена передача информации, — усмехаюсь я. — Но вы же не усомнились, что между мной и им нет ничего общего. Вот пусть все так и думают. А вот Куренкову названивать по тысяче раз в день не стоит. Зачем привлекать внимание?
— Чьё внимание? — испуганно спрашивает зам по сбыту.
— Ну, он же не один в “конторе” работает. Коллеги могут интересоваться, понимаете? Конспигация, товагищи, и ещё газ конспигация!
Я картавлю, как Ильич, взывая к революционному генокоду своих боевых товарищей.
— А у вас с этим делом проблемы. Девчонка вывела на чистую воду, а что умудрённые опытом обэхээсники найдут даже подумать страшно. Но ничего, мы это поправим. Готовьтесь сотрудничать со следствием
— Джинсы?
— Джинсы, да.
— То есть правильно я понял, — снова вступает Спицын, — что милиционер не настоящий?
— Нет, неправильно, — качаю я головой. — Мент настоящий, целый майор, между прочим. Но он сделает так, что все комсомольские вопросы получат законные ответы. И вам для этого придётся постараться.
Сеять панику, сообщая о задержании Куренкова я не хочу. Во-первых, я не знаю, задержание это или нет. Во-вторых, если задержание, то совершенно неясно за что именно. Полагаю, причин для этого гораздо больше, чем те, о которых мне известно.
Это может быть, как что-то связанное со мной, так и совсем другое. Впрочем, если взялись за него хорошенько, то на меня рано или поздно выйдут. Так что ещё непонятно, в каком русле придётся вести следствие майору Баранову. А вот мне всё-таки стоит подумать о способах эвакуации.
А Баранову, кстати, надо браться за Фрица старшего. А мне за младшего. Сделаем мир чище.
— Так что, — резюмирую я, — как говорится, работайте, братья, работайте. И ничего не бойтесь. Пока мы едины, мы непобедимы. Извините, что не предупредил и заставил переволноваться, но было бы очень подозрительно, если бы я отправился прямиком к вам после разговора с Настей Кургановой. А так всё получилось очень естественно. Не забывайте, что руководство благодарно “Прожектору” за бдительность и не собирается увиливать, а, наоборот, хочет во всём разобраться вместе со следственными органами. Но пасаран!
Не дожидаясь ответа, я выхожу за дверь, предоставляя начальству возможность выдохнуть и для снятия напряжения накатить коньячку, может быть даже французского.
— Ну что, — с тревогой спрашивает Настя, когда я захожу в комнату комитета комсомола. — Орали?
— Орали, конечно, — отвечаю я, обводя присутствующих взглядом.
Народу поднабралось прилично. Смотрят на меня с тревогой, ждут, что я им отвечу.
— Главным образом потому, что их не предупредили о вызове милиции. Впрочем, в хищения на предприятии они не верят, но Настю поминают добрым словом, типа молодец, что бдительная. Да вот только, говорят, что со всеми подозрениями нужно идти к директору, а не к майору Баранову. Как бы то ни было, милиция наш сигнал приняла и, как видите, оперативно начала отрабатывать. Настя, ты молодец. Остальные товарищи, пожалуйста, вернитесь к исполнению своих прямых обязанностей. Мы, комсомольцы, должны личным примером показывать молодёжи, как нужно трудиться на благо нашей великой родины.
Всем спасибо, все свободны, одним словом. Когда все, включая Настю, расходятся, я снимаю трубку и набираю номер Платоныча, и он отвечает. Очень хорошо.
— Дядя Юра, привет. Это Егор. Очень соскучился, надо бы поговорить, как можно скорее.
— Случилось что? — тревожится он.
— И да, и нет. С нами, к счастью, ничего не случилось, но поговорить надо.
— Ну давай после работы, — предлагает Большак. — Приходи ко мне.
— Ладно, приду.
И я прихожу. Дядя Юра очень серьёзно воспринимает известие о предположительном аресте Куренкова. И не менее серьёзно — о моём желании сделать липовые документы и приобрести частный дом где-нибудь поближе к морю.