Подпольная империя
Шрифт:
Она нетерпеливо поджимает губы.
— Боюсь, — отвечает она, — это не терпит отлагательства. Вопрос серьёзный.
— Ну хорошо, говори, решим его оперативно.
Курганова бросает короткий взгляд на Спицына и мотает головой.
— Нет, это может… В общем, я думаю, нам нужно вызывать ОБХСС. Мы с ребятами кое-что обнаружили…
16. Все на борьбу с хищениями социалистической собственности
— Серьёзно? — спрашиваю я с неподдельной тревогой в голосе. — Что-то требующее немедленного
— Боюсь, что да, — кивает головой начштаба “КП”.
— Ну что же, идёмте скорее в комитет. Думаю, Дмитрию Аркадьевичу тоже будет необходимо послушать.
Курганова снова бросает короткий взгляд на Спицына и качает головой.
— Я бы хотела сначала с вами это обсудить… прежде, чем обращаться к руководству предприятия…
Вот ведь какая. Неловкая, конечно, ситуация… Главное, надо вести себя естественно.
— Ну, хорошо… — я поворачиваюсь к Спицыну. — Извините, Дмитрий Аркадьевич, сначала мы должны сами всё тщательно взвесить, чтобы не наводить беспочвенные подозрения, а тем более, обвинения, а потом уже будем выходить на уровень руководства.
Он нервно крякает.
— Это неслыханно! — бросает он возмущённо, но кивнув, разворачивается и уходит, возвращается обратно.
Думаю, идёт к директору, а я с Настей Кургановой захожу в её маленькую коморку, где стоит небольшой стол и четыре стула. На стене рисованные портреты Ленина и Дзержинского. У окна, закрывая свет, громоздится внушительного размера сейф.
— Ну, — вопросительно киваю я, — чего нарыла? Рассказывай.
— Егор, я, конечно, не на сто процентов уверена, но, думаю, милиция разберётся, что и как.
— Разберётся, ясно дело. Но если тревога будет ложной, тебе неслабо прилетит по ушам. Да и для репутации всего предприятия будет нанесён удар.
— Вот же все заладили! — закипает она. — Доброе имя, да доброе имя! И ты теперь с этой репутацией туда же! А хищения, значит, пусть процветают, лишь бы только никто о нас плохо не подумал? Так что ли?
О, как разошлась, личико красное, густые брови сведены, нахмурены, грудь вздымается, кулаки сжаты. Горит человек на работе.
— Нет, мой дорогой товарищ, — отвечаю я, сдерживая улыбку. — Не так. За то, что ты со своими соратниками выявила нарушения, я тебя благодарю. Хищениям не должно быть места в нашей жизни, и мы хотим защитить общество от подобных проявлений. Но ты сама подумай. Если обвинишь человека и все будут смотреть на него, как на врага, а потом выяснится, что он не причём, невиновен, каково ему будет?
— Да, я это всё понимаю, но у нас на складе, — понижает она голос, — имеется неучтённая продукция.
— Точно? — прищуриваюсь я.
— Боюсь, что да. Сегодня меня туда не впустили, иначе я бы сейчас тебя туда отвела, но вчера мы с ребятами проводили сверку и обнаружили изделия, которых вообще нет в нашем плане.
— И что это за изделия?
— Брюки мужские, хлопчатобумажные, синего цвета. Джинсы.
— Джинсы? А мы что, шьём джинсы? — удивляюсь я.
— В том-то и дело, что нет.
—
— Видела, хоть и не разглядывала, — твёрдо говорит она. — У нас есть две бригады, которые постоянно заняты на сверхурочных работах. Мы беспокоились, что это нарушает их права, но они все в один голос утверждают, что всем довольны.
— Так они, наверное, получают надбавку за сверхурочные?
— Разумеется.
— Ну, поэтому и довольны, — пожимаю я плечами.
— Так вот они, наверное, и шьют левак.
— Левак? На фабрике? Думаешь, это возможно? Нужно ведь сырьё провести по бумагам и потом всё это… ну… короче сфабриковать кучу поддельных документов. Это возможно только с ведома руководства. Ты об этом не думала?
— Ну да, в том-то и дело, поэтому я и не хотела обсуждать проблему при замдиректора.
— А может, нужно было всё-таки задать вопросы? Вдруг есть простые объяснения всему, что ты нашла. Ты не обращалась к руководству?
Она достаёт из сейфа пачку бумаг.
— Во-первых, руководство-то как раз и вставляет палки нам в колёса, а, во-вторых, я им не доверяю, поэтому не могу к ним обращаться. Ты человек новый, поэтому я и рассказываю тебе всё это. Вот смотри сколько у меня здесь бумаг и зафиксированных подозрительных фактов. Это всё уже подготовлено нами для ОБХСС. Так что, нужно вызывать.
— Уверена?
Она задумывается, но тут же трясёт головой и подтверждает:
— Уверена.
— Хорошо. Тогда давай вызывать.
— Прямо сейчас?
— Ну а чего тянуть? Все на борьбу с хищениями социалистической собственности.
Она смотрит на меня с недоверием.
— Ты единственный, кто сразу со мной согласился…
— Я придерживаюсь такого мнения, что, если ты с твоими бойцами проделала большую работу, и все вы пришли к единому заключению, значит нужно доводить дело до конца. Не переживай, если вдруг окажется, что тревога ложная, я тебя на съедение не отдам.
— На съедение? — растеряно повторяет она.
— Ну, разумеется. Если окажется, что все эти факты неверно интерпретированы, на тебя обрушится недовольство начальства. Ты же это понимаешь?
— Да, — говорит она уже не так твёрдо.
— Разгневанное руководство может даже попытаться тебя уволить.
— Понимаю, — кивает она.
— Но мы тебя отстоим, не переживай. Только я хотел бы глянуть бумаги, разумеется.
Настя несколько секунд размышляет над моими словами, и пауза затягивается.
— Хочешь показать только милиции?
— Да, — несколько раз кивает она. — Милиции.
— Ты прям, как группа Гдляна и Иванова, — усмехаюсь я. — Что вот с тобой делать? А вдруг там чепуха какая-нибудь?
— У меня такое чувство, будто ты тоже хочешь меня отговорить, — чуть прищуривается она.
— А ты та ещё штучка, — качаю я головой. — Может, тебя в школу милиции направить от предприятия? Принципиальная, целеустремлённая, подозрительная, будто из тридцать седьмого года. У тебя парень-то есть?