Подпольный Алхимик
Шрифт:
— Это что за нахрен??! — возопил Кеннет, переводя взгляд с меня на лужу. — Да он хренов огненный маг!
— Ты перегнул палку, сын. — Викар Нильсон поднялся из-за стола (он был высок и отлично сложен) и подошел ко мне.
Я, придя в себя от изумления, вскочил на ноги. Не хватало еще, чтобы этот зажравшийся свин глядел на меня сверху вниз.
— Пошел вон из моего дома! И помни про мои слова! — отчеканил старший Нильсон.
Уговаривать я себя не заставил. Прощаться с теми, по чьей вине я только что едва не погиб, тоже не стал. Предельно спокойным шагом я
Кеннет Нильсон. Мозгов в голове нет, но есть самомнение, раздутое до неприличия. Чуть не убил меня. И за это он однажды жестоко поплатится.
Кая — стервозная сука, для которой смерть — это лишь игра. Однажды я сыграю в нее с этой гадюкой.
Викар Нильсон — самый опасный из них. Невозмутим, как глыба. Могущественен и силен духом. Но я умею ломать глыбы. И я сломаю его, если он посмеет встать на моем пути.
На сегодня с меня хватит приключений. Пора заняться домашними делами, а именно — поговорить с отцом и привести свой внешний облик в порядок. Падая в доме Нильсонов, я порвал пиджак, что заставило меня вспомнить о своем скудном гардеробе. Пришла пора исправлять это.
Пока ехал в метро, выбрал в интернет-магазине среднего уровня (покупать какое-то там брендовое шмотье только ради тех самых идиотских понтов?! это без меня, пожалуйста!) разных тряпок — простых, но добротно сшитых — и оформил доставку на дом. Не хватало еще, как бабе какой-то одержимой, время терять и за шмотьем бегать по бесчисленным магазинам.
Заказ привезли спустя минут пять после того, как я попал домой. За шустрость курьеру дал щедрые чаевые.
Я примерил шмотки — все село идеально. Теперь мой гардероб пополнился несколькими новыми рубашками, футболками, штанами и парой приличных костюмов для выхода в свет. Ну и двумя парами обуви (какая, оказывается, удобная вещь — эти кроссовки!). Отпустил курьера и спустился вниз. Поев только что сваренного супа, я, наконец, добрался до кабинета Филипа и постучался.
— Да.
Я вошел. Филип сидел за столом над какими-то бумажками.
— Есть разговор, отец.
— Слушаю тебя. — Он отложил свое дело.
— Во-первых, я порвал с Нильсонами.
— Ты… что? — От потрясения Филип даже забыл привычно нахмуриться.
— Да. Мы теперь птицы свободного полета. Будем продавать «кирпичи», богатеть и не делиться с этими ублюдками прибылью.
— Как ты посмел проворачивать такие дела за моей спиной? — проорал Филип, вскакивая с места. — Я — пока еще глава рода, и лишь я имел право…
— Отец, сядь! — властно отрезал я.
Мой тон заставил его послушаться.
— Давай не будем зацикливаться на этих условностях. Главное, что я сделал дело, так ведь? Ты разве не рад, что наши дела скоро пойдут в гору?
— Что с твоей одеждой? — вместо ответа спросил Филип.
— Да так… постарался выблядок нильсоновский, — поморщился я.
— Они… напали на тебя? — побледнел Филип — и что-то подсказывает мне, что вовсе
— Ерунда. Шалость детская.
— И как же ты справился с… этой шалостью?
— Я же телекинетик, отец, помнишь?
Разумеется, я не стал докладывать Филипу, что на самом деле алхимически воздействовал на лед, и он растаял. Мой тайный козырь — моя сила.
А вот то, что телекинез не сработал, меня очень огорчило. Мой дар вроде как частично прорвался через блок, но контролировать его я почти не могу. Плохо дело. Надо скорее чудо-растение искать.
— Ты хоть воображаешь себе, что они способны с нами сотворить, если пожелают?
— Ты говоришь теми же словами, что и Викар, — подколол я Филипа. — Мы не трусы, отец, и никакие угрозы не заставят нас жить по их указке.
— Ты хоть понимаешь, что по твоей вине может пострадать вся моя семья?
— А не забыл ли ты, отец, что я тоже — твоя семья? — холодно отозвался я.
Неужто Нильсоны этого трусливого главу рода и никчемного отца погибшего Акселя настолько запугали в прошлый раз?
— Ты, насколько мне помнится, был не против порвать с ними.
— Да, был, пока не осознал, как это опасно.
— Не опасно только в могиле лежать, отец. Хватит об этом. Дело сделано.
— Не рано ли ты начал говорить так, будто уже стоишь во главе нашего рода? — с тихой злостью спросил Филип.
— Так я уже снова твой наследник? Не чужой, приемный Акке, а я — твой настоящий сын? — с издевкой парировал я. — Кстати, меня давно интересует вопрос, все вылетает из головы… Где моя брошь с символом рода?
— А ты уже забыл, как бросил ее мне под ноги, когда…
— Когда что?
— Когда твой дар не пробудился. Да, ты забыл. Ведь у тебя отшибло память. — Филип глядел на меня с неприкрытой неприязнью.
— Возможно, к счастью для нас обоих. Так где моя брошь? Или я больше не имею на нее права?
Вместо ответа «папа» полез в шкаф. Вытащил что-то, кинул передо мной на стол — это была великолепная виноградная лоза в виде нескольких аметистов, вделанных в золотую оправу. Брошь была прекрасна.
Я с нескрываемым восхищением взял ее. Прикреплять к порванной одежде не стал.
— У тебя есть ко мне что-то еще? — Филип, хмурясь, намекнул, что хочет скорее вышвырнуть меня из кабинета.
— Да. Бирла.
— Что?
— Ты должен возобновить начисление ей заработной платы.
— Ты о чем вообще? — Лоб главы рода превратился в сплошные складки.
— О том, отец, — медленно произнес я, — что любой труд должен оплачиваться. Даже Нильсоны — и те платили нам, хоть какие-то копейки. А Бирла гнет спину ради нашей семьи годами — и не получает за это ничего. Это недостойно нашего рода, отец.
— Да как ты смеешь… — начал багроветь от злости Филип.
— Отец! — Я повысил голос. — Я отдал долг Нильсонам, я снял нас с их крючка, я принес нашей семье солидную сумму денег и принесу еще. И я прошу лишь об одном — не забывать об этом и выполнить мою совершенно простую и совершенно справедливую просьбу.