Подразделение 000
Шрифт:
— Надо посмотреть все поближе. Личное присутствие на месте вызова, моя первостепенная задача. Хочу определиться.
Генералы отговаривали меня, как могли. Главный пожарный побежал докладывать о моем безрассудном поступке мэру. Но я был неумолим. Мы, сотрудники подразделения 000 обязаны рисковать собственной жизнью, ради жизни других. Пусть даже это попавшее в беду животное неизвестной национальности.
Пока отключали электричество с ограждения, пока раздвигали пластиковые заграждения и расчищали проход, я стоял молча, отрешившись от всего мира. Человек
И когда я, с трудом переставляя ноги, приближался к дереву, там позади, за ограждением раздались робкие хлопки генералов. Были они слабыми и редкими. Но с каждым шагом, становились все громче и громче. Люди смотрели мне в след и присоединялись к этому величественному действу. Некоторые плакали…
На подходе, когда до Объекта оставалось не более десяти метров, в ушах раздался голос Боба.
— Командир! Здесь у меня кое-что есть.
— Говори. И поскорей. У меня через десять секунд контакт.
— Не суетись, командир, — я даже присвистнул в скафандре. Раньше Боб никогда не позволял себе орать на непосредственное начальство. — Прошу пару секунд. Есть! Есть, командир!
— Да говори уже, — простонал я, обходя Объект по кругу. Приближаться ближе нельзя. По крайней мере, пока не получены дополнительные сведения.
— Сообщение от Британского биологического общества. Мы переслали им короткометражный фильм об Объекте. Ребята утверждают, что наш Объект может откликаться на слова «кис-кис-кис».
— Ты ничего не напутал? Точно три раза?
— Перепроверяю.
Пока Боб перепроверял полученную от Британского биологического общества информацию, я постарался подойти поближе к дереву. Один бог знает, каких усилий мне это стоило. В нашем деле один неверный шаг может стоить жизни. Я не говорю о себе. Я не в счет. Общество, вот кто нуждается в нашей защите. И каждый из этого общества.
— Это снова я. — Боб работал быстро. — Голоса разделились практически пополам. Есть, правда, небольшой перевес в один голос. Мы с Милашкой смоделировали ситуацию и пришли к вводу, что стоит попробовать первый вариант. Три раза. Желательно с минимальными перерывами.
— Понял. Конец связи.
Что ж. Есть какие-то зацепки. Три раза. Не густо, но ничего другого у нас пока нет.
Я включил внутренний магнитофон, который должен записать все, что я делаю и говорю. Обязательное условие при работе в одиночку.
— Раз, два. Проба. Проба. Время… — я взглянул на вмонтированные в рукав часы. — Время такое-то. Дело номер такое-то. Объект находится в неподвижном положении. Состояние стабильное. Враждебных действий не наблюдаю. Визуальное наблюдение в допустимых пределах. Провожу голосовой контакт.
Внешние микрофоны выведены на проектную мощность.
— Кис. Кис. Кис.
Из окон нижних этажей соседних высоток с грохотом вылетели все бронированные стекла. Где-то в соседнем районе сработала сейсмологическая сирена. Пришлось сделать громкость тише.
— Кис. Кис. Кис.
Объект взирал на меня широко раскрытыми глазами и совершенно не желал общаться.
— Боб! У меня критическая ситуация!
Боб находился на месте и откликнулся практически сразу.
— Секунду, шеф. Сейчас за продукты рассчитаюсь.
Надо с янкелем потом серьезно поговорить. Нельзя во время работы мотаться по ближайшим магазинам. Мог бы и у меня спросить, что я хочу на ужин.
— Командир!?
— Слышу. Повторяю. У меня критическая ситуация. Поднимай Герасима. Я так думаю, что без его гигантского опыта нам тут делать нечего.
— Может, дождемся вестей из Америки? — робко поинтересовался Боб.
— Согласились космолетчики?
Боб слегка покряхтел. Значит, с космонавтами договорится не смог.
— Голубей только что отослал.
— Герасима буди!
Злиться на Боба нельзя. Американский парень не до конца влился в нашу прекрасную жизнь. Это у них там, в эмансипированной Америке все не спеша, с оглядкой, с оговоркой. А у нас, у русских, сегодня не сделаешь, завтра можно и не начинать.
— Сделано, командир.
— Изображение!
На внутренней стороне шлемофона возник небольшой экран с изображением помятого от долгого сна лица Герасима. Он долго щурился, посматривая на солнце и выслушивая краткое введение в дело второго номера. На изучение документации у Герасима ушло еще меньше времени. Часть из секретных документов он изучил в развернутой неподалеку походной уборной, где их и уничтожил согласно инструкции. Остальной частью он обтер лицо, после того как на скорую руку побрился у специально вызванной для этого бригады скорой парикмахерской помощи.
Видеоматериалы Герасим просмотрел в ускоренном режиме за скромным ужином из центрального ресторана.
— Гера, что скажешь? — я терпеливо топтался под деревом. Никуда не уходил, понимая, что только мое личное присутствие поддерживает Объект в эту, несомненно, в трудную минуту.
— Мм! — Герасим задумчиво погладил плохо выбритую, в двенадцати местах порезанную щеку.
— Нет! — твердо ответил я. — Никаких иностранных специалистов. Не хватало, чтобы нас прославили на весь свет. А кого предлагаешь?
— Мм! — Герасим вопросительно посмотрел на меня сквозь расстояние.
— Тибетские монахи жадные, много запросят. Хочешь, чтобы из нашей зарплаты до конца дней высчитывали. Думай.
Герасим приподнял густые брови и брякнулся в вовремя подставленное сзади кресло с приваренным к нему зонтиком.
— Всем командам полная тишина! — заорал я, осознавая, что именно сейчас в мозгах Герасима создается история.
Смолкли все звуки, затихли голоса. Над районом бедствия нависло безмолвие. Только Милашка, зная внутренний мир Герасима, негромко, тихонечко, проигрывала через наружные усилители любимую песню Герасима с непонятными никому словами — «Пропала собака, живущая в нашем дворе». Почему-то именно эта инструментальная обработка в исполнении объединенного земного оркестра особенно нравилась Герасиму. Не спрашивайте, почему? Не знаю.