Подростки
Шрифт:
— Ольга Васильевна, так Вы их всех помните?
— Всех поименно.
— Вот повесть, написанная по их дневникам, не поможете ли отредактировать?
— Конечно, помогу. Как не помочь?
Она
— Ужас. Ужас.
— Что, так плохо?
— Мне так и не удалось научить их правильно выделять при письме прямую речь.
Тут я понял, что она, видимо, слегка тронулась рассудком. Она совершенно не восприняла смысл написанного, зато тщательно выверила грамматику и синтаксис.
Потом я дал рукопись моему другу, работнику прокуратуры.
— Посмотри, можно ли это печатать? — спросил я его.
Он тоже читал повесть три дня. Вердикт он выносил, вальяжно развалившись в кресле. Тыча пальцем в наиболее откровенные места в тексте, говорил о строгой ответственности, к которой следует привлечь автора за вот эту фразу и за эту.
— Смотри, вот паренек раздевает девушку. В девятом классе! Это невозможно!
— А ты считаешь, в каком классе это возможно?
— В каком? — на его лице блуждала улыбка. Он что-то натужно вспоминал.
— В десятом! На двадцать третье февраля, — радостно заявил он.
— А я тоже на двадцать третье, — чуть не воскликнул я, — только в восьмом.
Но тут я осознал, что мой знакомый зациклился, так же как учительница, только на своем. Разговора, увы, не получилось.
Тогда я вспомнил, что есть человек с совершенно свежим восприятием жизни.
Только маленький.
Недавно мою трехлетнюю племянницу спросили: «Ксюша, какой фильм тебе больше всего понравился? Из тех, что ты смотрела по видику?» «Про то, как дяденька с тетенькой лежали голенькие на диване, и он ее целовал и гладил», — ответила девчушка.
Вот оно.
Ребенок не знает, что он уже умеет бить ниже пояса.
По догмам.
Не мордобой разнузданных боевиков, не пальба в бесконечных детективах. И даже не мультяшки. И если потребуется, то пусть маленькая Ксюша будем защитником моих подростков.
А еще лучше — судьей.