Подруги
Шрифт:
Быстро пролетели каникулы. И вот уже подруги снова сидят за школьной партой, прилежно записывая за Ниной Семеновной определения и формулы по химии. Казалось, что и не было этого жаркого беспечного лета: навалились домашние задания, уроки, ответы у доски. Учительница стояла у преподавательского стола – прямая, нервная, в барашках химической завивки и, стирая мел с тонких пальцев, пыталась втолковать очередной параграф в проветренные за лето головы своих учеников. Нина Семеновна была
– Класс, внимание! Иванов, что ты крутишься? Записывай формулы, потом опять будешь заглядывать в чужие тетради! Синицина, убери зеркало! Сейчас не красоту надо наводить, а учиться. Распустились за лето. Заженихались, заневестились! – гневно, с презрением к этому естественному для восьмиклассников процессу, говорила старая дева.
Нину Семеновну старшеклассники не любили. В общем-то, она была неплохой в душе, но пыталась заработать себе авторитет, напуская строгость. Когда-то она подавила в себе женщину, и с тех пор, мир окрасился в блеклые цвета, она не жила, а существовала между пустым домом, в который она старалась придти попозже, и шумной школой, которой, по ее выражению, она отдавала всю себя. Но поступала она так не потому, что любила чужих детей, а только потому, что у нее не было своих, да и вообще, никого, кому бы можно было бы дарить любовь и нежность. Всех поражала ее дружба с любимицей школы Елизаветой Васильевной. Елизавета Васильевна – преподаватель физики была крепкой и физически, и морально. Кажется, ничего на свете не могло вывести ее из добродушного восприятия учеников, школы, жизни. Она грубовато покрикивала на учащихся, но никто не обижался на нее. Она носилась со своим классом по выставкам, музеям, походам, пела под гитару у костра, любимым ее спортом было катание на горных лыжах. Вся школа знала, как она скрутила пьяного отчима Сидоренко – тощего, но буйного мужичка, который гнался по улице с выломанной ножкой стула за своим пасынком, и что потом Васенька Сидоренко жил у нее неделю. И вот к этой полнокровной, жизнерадостной женщине на удивление всем, частенько заходила Нина Семеновна.
Быстро летели дни: занятия в школе, контрольные, шумные перемены. Пришел Новый год с запахом хвои, апельсинов, ощущения детства. Вечерами Наталья и Ксения, сделав письменные задания, выбегали на улицу, присоединяясь к шумной стайке одноклассников. Этой зимой выпал снег. Было чудом стоять напротив фонарного столба и наблюдать падающий, искрящийся под светом фонаря снег. Часто по выходным или просто в свободное время, Наталка приходила домой к подруге и они вместе делали домашние задания. Потом включали проигрыватель, слушая пластинки, которые покупала Оксанка и ее старший брат. Им редко нравилось одно и то же.
– Послушай, Наталка, это Тухманов третий сборник! Саша выстоял час в очереди, чтобы его купить. Надо же, песни на стихи Бодлера, Сафо! Наталка, ты послушай – они думали и чувствовали так же, как и мы. Сколько веков пронеслось над землей, а оказывается, ничего не изменилось!
Но Наталка не разделяла восторга подруги. Из всего сборника ей понравилась только Песенка студентов. Различными были и их литературные вкусы. Обе много читали. Но Наталка любила приключенческую литературу и фантастику, а Ксения зачитывалась перепечатками из Омара Хайяма, Окуджавы, Вознесенского. На ее книжной полке стояли тома Алексей Толстого, Чехова, Гоголя, избранное Цвейга, альбомы с репродукциями из коллекций музеев мира.
В первый день четвертой четверти в класс вошли Нина Семеновна и новенький.
– Прошу любить и жаловать – это Виталий Миронов, представила Нина Семеновна, – ваш новый одноклассник. Я надеюсь, что вы подружитесь.
Оксанка взглянула на новенького и замерла – это был ОН – высокий, улыбчивый, золотоволосый.
Весна дурманила, пьянила, дарила сумасшедшими мечтами. Даже лягушки в арыке ликовали, и их горловой дружный хор разносился с приходом сумерек по всему району. Выплывала круглая луна и, улыбаясь древним медным лицом, так же что-то обещала. Оксанка теперь жила надеждами: кажется, она тоже нравилась новенькому. Он был с ней дружелюбен, она замечала, что он часто оборачивается в их сторону, а на переменах старается подойти поближе к парте. Он оказался начитанным пареньком, как-то в разговоре обмолвился, что у него есть Рождественский и принес ей тоненький сборник, отпечатанный на серой газетной бумаге. У Оксанки дрогнуло сердце, когда она случайно коснулась пальцев Виталика, принимая от него книгу. Виталик стал часто бывать на их улице, и это тоже что-то значило. А как-то после субботника, он сказал, что ему с ними по пути и вызвался проводить их домой, причем, шел он рядом с Оксанкой. Девочка была очень оживлена в этот период. Обычно она витала где-то, едва замечая реальность, сосредотачиваясь только на уроках, а теперь реальность властно вошла в ее жизнь. Птицы будили с утра и наперебой трещали ей про то, что не успеет она войти в класс, как увидит его; сны дарили его образ; даже, любуясь цветущими деревьями, Оксанка думала о нем. И тут на нее обрушились слова: «А Виталик – ничего, он мне нравится». – И Наталка напустила на паренька свои чары. А через некоторое время, к Оксанке подошел смущенный Виталик и, не поднимая глаз, попросил дать ему возможность сидеть за одной партой с Наталкой.
– Ты тоже хочешь, чтобы я пересела? – спросила Оксанка подругу, чувствуя, что голос сейчас выдаст ее.
Конец ознакомительного фрагмента.