Подружка невесты
Шрифт:
Селигем свернулся калачиком на руках у Филиппа, изучавшего медальон на ошейнике. Виски, собака Г. Спайсера, который живет через три дома от миссис Райпл. Филипп отнес туда собаку, ему предложили в качестве вознаграждения пять фунтов, и он отказался.
Возвращаясь к машине, Филипп подумал, какую страшную путаницу и беспорядок в голове влечет за собой обман, как факты перемешиваются с выдумкой, как переиначивается правда. Он сделал ряд предположений, основываясь на истории, рассказанной Сентой. История оказалась вымышленной, а его выводы никуда не исчезли.
Он сел в машину и, включая зажигание,
Глава 16
— Я думаю, может, она всего лишь собирает деньги и складывает? Как ты считаешь? Она ведь не работает и, скорее всего, не будет, она ничего не умеет, несчастное маленькое дитя, и она, быть может, подумала, что если у нее будет славная сумма денег, то… Не знаю. Я рассуждаю глупо?
Филипп заставил себя рассказать матери о том, что произошло в тот вечер, когда он следил за Черил, только для того, чтобы увидеть, что Кристин не верит его словам. Кристин знала, что Черил ворует дома деньги, и уже приучила себя не оставлять больших сумм. В противном случае она рисковала их лишиться. Но с тем, что дочь крадет вещи из магазинов, ей было слишком трудно смириться. Филиппу только показалось, что он стал свидетелем кражи. Сестра просто забирала что-то свое, то, что забыла в магазине днем.
— Не очень красиво с твоей стороны подозревать собственную сестру в чем-то подобном, — на более сильный упрек мать была не способна и говорила спокойно.
Филипп видел, что спорить бесполезно.
— Хорошо. Возможно, так оно и было. Но если ты знаешь, что она крадет у тебя деньги, то скажи, зачем она это делает?
Однако цель воровства дочери была за пределами понимания Кристин. Словно ум ее внезапно останавливался на самой мысли о краже и отказывался объяснять, зачем ее можно совершать. Кристин с удивлением посмотрела на Филиппа, когда тот сказал, что предполагает пристрастие Черил к алкоголю или наркотикам. Наркотики — это может случиться с чьими угодно детьми, но только не с ее. Кроме того, она всего два дня назад видела Черил в ванне, и ни на ногах, ни на руках у нее не было следов от уколов.
— А ты уверена, что заметила бы следы, если бы они были?
Кристин считала, что да, несомненно. И если бы Черил пила, она бы об этом знала. В небольшой гостинице, где они жили, у постояльцев пропали деньги. Вызвали полицию, но Черил не задали никаких вопросов. Кристин, по-видимому, считала, что это доказывает невиновность дочери. Красть у родной матери — другое, едва ли это вообще можно назвать воровством, в какой-то мере у Черил даже есть такое право.
— Ты же знаешь, Фил, пособие по безработице, которое она получает, совсем незначительное, — она заступалась за дочь, и Филипп видел сострадание в широко раскрытых глазах матери, считавшей, что он задался целью осуждать сестру. — Вот что я тебе скажу, — продолжала Кристин, — я поговорю с одним своим знакомым, социальным работником, он занимается подростками.
Речь шла о той самой Одри. Филипп упрекал себя, но ему трудно было поверить, что у матери могут быть друзья, занимающие такую ответственную должность в социальной сфере. Он твердо произнес:
— Возможно,
Филипп принял решение остаться дома, но матери, по-видимому, хотелось, чтобы он ушел. Он понимал, что дело не в самопожертвовании. Кристин действительно хотела побыть дома одна. Филипп вдруг подумал: а что, если Арнэм выполнил свое обещание и позвонил Кристин? Может, он снова появился в ее жизни и должен сегодня приехать? Филипп сам себе улыбнулся, представив здесь Арнэма, представив, как тот разговаривает с Кристин и, возможно, рассказывает о пропаже Флоры, а статуя все это время находится наверху, меньше чем в полуметре над их головами.
Ему захотелось взглянуть на Флору. Он пошел в свою комнату и открыл шкаф. Из полумрака на Филиппа смотрело лицо Сенты, и мягкий неясный вечерний свет падал так, что казалось, это лицо улыбается. Филипп не удержался и прикоснулся пальцем к холодной мраморной щеке, а потом погладил ее. Он украл Флору? Значит, он вор, как и Черил? Повинуясь внезапному велению интуиции, Филипп пошел в комнату сестры. Он не заходил туда, даже не заглядывал с того самого дня, когда Фи обнаружила там мятое платье подружки невесты. И вот он, с удивлением обнаружив, что дверь не заперта, вошел.
Три радиоприемника, переносной телевизор с экраном размером с игральную карту, магнитофон, два фена, какое-то кухонное приспособление (наверное, комбайн), прочая техника — все это стояло на комоде. Сомнений не было: это краденые вещи.
Один из приемников был перевязан какой-то ярко-красной липкой лентой. Филиппу стало любопытно, как Черил смогла вынести такие крупные, громоздкие предметы незаметно. Изобретательность, рожденная отчаянием и безысходностью? Это хранилище краденого походило на чьи-то сбережения или на ценные бумаги, которые ждут, когда их превратят в наличные. Но для чего?
Его сестра преступница. Но Филипп не понимал, что он может предпринять. Только довериться судьбе. Обращение в полицию или в социальную службу наверняка приведет к тому, что Черил предъявят обвинение в краже, а она его сестра и он не может выдать ее чужим людям. Оставалось надеяться на лучшее, слепо верить в то, что подруга Кристин, социальный работник, чем-то поможет или даст совет. Филипп закрыл дверь, твердо зная, что больше никогда не войдет в эту комнату.
Добравшись в тот вечер на Тарзус-стрит, он рассказал об увиденном. Сента взглянула на него. Обычно, когда говорят, что люди смотрят в глаза, имеют в виду, что большинство на самом деле смотрит только в один глаз. Сента же действительно глядела в глаза и для этого прищуривалась, отчего выглядела напряженной и сосредоточенной.
— Это не имеет никакого значения, до тех пор пока ее не поймают, ведь так?
Филипп попробовал улыбнуться:
— Это не вершина нравственности — так рассуждать.
Она была чрезвычайно серьезна и говорила, взвешивая каждое слово:
— Но мы не разделяем традиционную нравственность, Филипп. В конце концов, согласно общепринятой морали, убить — это худшее из того, что может сделать человек. Тебе не кажется, что ты лицемеришь, осуждая бедняжку Черил за какой-то пустяк, если сам совершил убийство?