Подрывник
Шрифт:
— Царские хоромы! — оглядев закладку, заявил довольный Саша. — Здесь пока обоснуемся, базой своей сделаем. Место удобное — между железной дорогой и шоссе. Располагайтесь.
Но не всё оказалось хорошо. Ватники сопрели, и их пришлось выкинуть. Автоматов, пусть даже русских ППД — поскольку в день закладки ППШ ещё не существовало — не было. А с винтовками хорошо только издали воевать, для ближнего боя они несподручны.
Но Саша был доволен. Впереди осень, дожди пойдут. Схрон же сухой, какое-никакое, а укрытие. И весь следующий день ушёл на обустройство.
Потом Саша отозвал в сторону комиссара.
—
— Понял, командир!
— Тогда ступай.
Оружие комиссар оставил на базе. Если попадётся немцам на глаза, могут обыскать. Пистолет не поможет, не отобьёшься.
Саша оглядел Покидько и остался доволен. На комиссаре — ни одной вещи из военной формы, ничего не выдавало в нём человека военного.
Саша проводил его до шоссе.
— Ну, удачи, комиссар, надеюсь на тебя!
— К чёрту!
Несколько дней Саша по очереди то с Сергеем, то с Борисом выходил обследовать местность. Надо было узнать, где протекают ручьи, где есть овраги, короче — изучить, где можно укрыться в случае облавы или самим сделать засаду на непрошеных гостей. Саша отметил в памяти, где он в дальнейшем поставит растяжки из гранат, чтобы непрошеные гости не только подорвались, но ещё взрывом хозяев известили о своём появлении. Сейчас ставить растяжки было нельзя, поскольку неприятные сюрпризы надо показать бойцам и рассказать им о них, комиссар же отсутствовал, и Саша опасался, что он может наткнуться на такую ловушку. Один человек всегда оставался на охране бункера — Саша старался поддерживать дисциплину и порядок, иначе его маленький отряд мог превратиться в банду.
Когда ближайшие окрестности были изучены, Саша с обоими бойцами сделал вылазку к шоссе, понаблюдали за движением. Видимо, партизанское сопротивление ещё не организовалось, поскольку немцы вели себя беспечно. Проезжали одинокие легковые машины, мотоциклисты, небольшие колонны грузовиков или военной техники. Ничего, придёт ещё время, когда немцы будут ездить только днём и только в колоннах.
Окруженцы, отчаявшиеся выйти к своим, присоединялись к небольшим местным группам партизан, внося в отряды воинское умение и дисциплину. Местные же хорошо знали особенности местности.
В глухие или отдалённые места немцы не совались, при необходимости посылали туда полицаев. В сёлах и деревнях были назначены сельские старосты, в городах — бургомистры. В крупных сёлах и городах были образованы отделы полиции. Немцы ужесточили режим: по дорогам можно было передвигаться только при наличии пропуска, а на дорогах, ведущих в сёла и города, появились заставы. В крупных сёлах — из полицаев, а в городах — из фельджандармерии. Для устрашения жителей издавались приказы, гласящие, что за укрывательство окруженцев или помощь им, за хранение оружия и радиоприёмников, за появление на дорогах без пропусков — расстрел. Кроме того, немцы обязали жителей пройти регистрацию в сельских или городских управах. Лиц с нужными немцам специальностями они заставляли работать на себя, молодых парней и девушек стали отправлять
Но они дали обратный эффект. Народ стал уходить в леса, образовывая партизанские отряды. Почти безоружные, без воинской подготовки, без питания и подходящей одежды, без связи с Большой землёй и без толкового руководства люди пытались дать отпор врагу.
Прошла неделя после ухода комиссара. Саша уже начал беспокоиться — не случилось ли чего на опасных нынче дорогах, или застава немецкая его задержала?
Александр с бойцами возвращался с осмотра железной дороги. Делать диверсию нечем — нет тола, но понаблюдать за интенсивностью перевозок и охраной путей было необходимо.
Осмотр его не порадовал. Железнодорожные пути проходили по ровной местности — ни уклонов, ни высокой насыпи. А лес с обеих сторон от насыпи аж на сто метров вырубили местные жители по приказу немцев.
Подобраться было сложно. Между поездами немцы пускали дрезину с автоматчиками и пулемётом. А ещё неприятная новость: впереди паровоза немцы стали пускать пустую платформу. Если партизанами будет установлена мина нажимного действия, то сработает она под платформой. Ущерб будет нанесён минимальный. А там — заменил кусок повреждённого рельса, и путь снова открыт. Отсюда вывод: для диверсии использовать мину с электродетонатором и взрывать её под паровозом. Даже самые лёгкие паровозы весят около пятидесяти тонн, а большинство — больше ста тонн. При взрыве такой тяжеловес потянет за собой вагоны и платформы — ведь все они в годы войны были лёгкие, двухосные.
Саша шёл впереди, бойцы гуськом двигались позади него с дистанцией в десять метров — для того, чтобы одной очередью не срезали. И первым он шёл не потому, что командир, а потому что навыки имел, не раз жизнь спасавшие. Бойцы за ним, как лоси на гону шли, слышно их было за полсотни метров. Хоть и наставлял их Саша, но такие навыки сразу не приходят.
Ещё на подходе к схрону учуял Саша табачный дымок — не лёгкий, сладковатый, как от немецких сигарет, а ядрёный, от самосада. Стало быть, кто-то из местных — у немцев здоровья не хватит курить такой табак.
Он сделал знак своим, чтобы залегли, а сам подполз к схрону. Люк был откинут, и оттуда веяло табачным дымком.
Саша обозлился. Неужели деревенские случайно наткнулись на закладку и сейчас радостно потирают руки, обнаружив немалое по военному времени богатство. Он сунул ствол автомата в люк.
— Выходи по одному с поднятыми руками, если жизнь дорога!
В ответ услышал знакомый голос:
— Командир, ложная тревога! Это я, Покидько.
— Тьфу, напугал. Чего прячешься, выходи на белый свет.
Комиссар выбрался из люка.
— Ну, здравствуй, Александр. Вот отпусти тебя ненадолго, а ты уже курить без пригляда научился, — пошутил Саша.
— Да это не я. Не курю я и не курил никогда. Попутчик это мой, с кем связать ты меня просил. Анатолий Терентьевич, выходи, наши пришли.
Из люка показался зрелых лет мужчина — гладко выбритый, одетый в поношенную, ничем не примечательную, но чистую одежду — так обычно одевались чекисты.
Саша и незнакомец пожали друг другу руки.