Подсказчик
Шрифт:
Она не знала, как начинались и заканчивались ее дни. Часы, а может, недели прошли с тех пор, как она оказалась здесь. В этом брюхе поглотившего ее монстра не существует понятия времени: оно расширяется и сжимается, как желудок, который медленно переваривает пищу. В нем нет необходимости. Здесь время ни к чему. Потому как оно не в состоянии ответить на самый главный из вопросов: «Когда это кончится?»
Потеря чувства времени — самое страшное из ее наказаний. Страшнее боли в левой руке, которая временами доходит до самой шеи и невыносимо сдавливает виски. Теперь для нее все стало ясно.
Это ее кара.
Но она не знает точно, за какое именно прегрешение должна нести такое наказание.
«Может, я плохо вела себя с мамой и папой, часто капризничала, не хотела пить молоко и часто украдкой, чтобы никто не видел, выливала его. Я просила купить мне котенка с условием, что всегда сама буду за ним ухаживать, но после того, как я узнала Гудини поближе, попросила купить собаку, а они очень рассердились и сказали, что мы не сможем выкинуть котенка; а я пыталась объяснить им, что Гудини ни за что не полюбит меня; а может, это из-за моих плохих отметок в школе: первый в этом учебном году табель стал полным провалом, и мне нужно подтянуться по географии и рисунку; или все это из-за трех сигарет, что я тайком выкурила вместе с моим двоюродным братом на крыше спортзала, нет, скорее из-за заколок в виде божьих коровок, что я украла из торгового центра, клянусь, что я сделала это только один раз, и еще я была очень упрямой, прежде всего с мамой, которая всегда решает, какую одежду мне следует носить, а я не поняла, что они — взрослые, и все, что она покупает, мне не нравится только потому, что у нас совсем разные вкусы…»
Когда она не спит, то продолжает размышлять над случившимся, пытаясь найти этому объяснение. Тогда ей начинают приходить в голову самые нелепые мысли. Но всякий раз, когда ей казалось, что она установила наконец первопричину, все рушилось, как карточный домик, поскольку ее наказание в значительной степени превышало степень ее вины.
А иногда она очень сердится на то, что ее мама и папа все еще не пришли за ней.
«Чего они ждут? Неужели они уже забыли о том, что у них есть дочь?»
Но затем она раскаивается. И начинает мысленно звать их к себе в надежде на то, что владеет хоть какой-то телепатической силой. Это все, что ей остается.
А временами она убеждает себя в том, что уже мертва.
«Да, я умерла, и меня здесь похоронили. Я на самом деле не могу пошевелиться, потому что лежу в гробу. И так буду лежать вечно…»
Но появляющаяся затем боль вновь напоминает ей о том, что она еще жива. Эта боль — наказание и избавление одновременно. Она выдергивает ее из сонного забытья и приводит в чувства. Как сейчас.
Жидкое тепло растекается внутри правой руки. Она чувствует это. Это приятно. Пахнет лекарством. Кто-то ухаживает за ней. Но она не знает, радоваться ли ей этому или нет. Это может значить только две вещи. Первая — что она не одна. Вторая — она не знает, что несет с собой это присутствие: добро или зло.
Она научилась прислушиваться к нему. Она знает, когда оно проявит себя. Например, поняла, что усталость, пронизывающая ее тело каждую минуту, и сон, в который она неожиданно погружается, не зависят напрямую от состояния ее организма. Это — наркотик, который притупляет ее чувства.
Он воздействует на нее только когда появляется рядом.
Оно садится рядом с ней и терпеливо кормит ее из ложечки. Вкус сладкого, но жевать совсем не нужно. Затем оно дает ей попить воды. Оно никогда не касается ее руками, ни о чем не говорит с ней. Она же, наоборот, хочет говорить, но ее губы отказываются воспроизводить слова, а горло издавать нужные звуки. Иной раз она чувствует, как оно движется вокруг нее. А иногда кажется, что оно неподвижно наблюдает за ней.
Снова боль. Сдавленный крик отражается от стен ее тюрьмы. От него она приходит в чувства.
Именно тогда она замечает его.
Сквозь мрак просачивается далекий слабый свет. Неожиданно появившаяся красная точка обозначила ей мимолетный горизонт. Что это? Она пытается разглядеть его получше, но безуспешно. Потом она что-то нащупала под своей правой рукой. Этого раньше не было. Какой-то шершавый на ощупь и неправильной формы предмет. Кажется, что он покрыт чешуей. Ей стало противно. Он твердый. Наверняка это — мертвое животное. Ей хочется бросить его, но оно слишком близко лежит к ладони ее руки. Из последних сил она пытается откинуть его от себя. Тряся рукой, начинает понимать, что к чему. Это — не мертвое животное. Оно твердое, потому что сделано из пластика. Оно не лежит рядом с рукой, а просто закреплено на ее ладони клейкой лентой.
Это — пульт дистанционного управления.
Неожиданно все стало ясно. Ей достаточно просто немного поднять руку, направить этим предметом на красную лампочку и нажать наугад на любую из кнопок. Последовательность возникающих звуков говорит ей о том, что она не ошиблась. Сначала контраст. Затем стремительно разворачивающаяся полоса. Знакомый звук механизма видеозаписывающего устройства. И в то же самое время прямо перед ней загорается экран.
Впервые в комнате зажегся свет. Ее окружают высокие стены из темного камня. Она лежит на некоем подобии больничной койки со стальными поручнями и изголовьем. Рядом с кроватью стоит штатив с капельницей, игла которой торчит из ее правой руки. Левая рука полностью скрыта под тугими бинтами, что сковали всю ее грудь. На столике рядом стоят баночки с детским питанием. И огромное количество самых разных лекарств. Напротив — телевизор, но, несмотря на это, ее все еще окружает непроглядная тьма.
Наконец лента в видеомагнитофоне перестает перематываться. Внезапная остановка. А затем начинается воспроизведение, на этот раз уже медленнее. Шуршание предваряет начало фильма. Мгновение спустя начинает играть задорная и пронзительная музыка — звук слегка искажен. Затем экран заполняется размытыми цветами. Появляется человечек в голубом комбинезоне и ковбойской шляпе. А еще лошадь с длиннющими ногами. Человечек пытается взобраться на нее, но безуспешно. Его попытки повторяются и заканчиваются всегда одним и тем же: человечек кубарем скатывается вниз, а лошадь неистово над ним хохочет. И так минут десять. Затем мультфильм заканчивается без каких-либо титров. Но видеокассета остается на своем месте. По окончании воспроизведения лента автоматически перематывается на начало. И все повторяется снова. Все тот же человечек. Та же лошадь, на которую он не может взобраться. Тем не менее она продолжает смотреть этот противный мультик, хотя знает его уже вдоль и поперек.