Подсказчик
Шрифт:
— Мне бы хотелось узнать их лучше, чтобы понять, как вести себя с ними, — оправдывала свой интерес девушка.
— Ладно. На мой взгляд, с Борисом нет особых проблем: он как раз такой, каким кажется.
— Действительно так, — согласилась Мила.
— Могу сказать также, что он служил в военном подразделении, где в высшей степени профессионально освоил технику ведения допроса. Я часто видел его в деле, но всякий раз это оставалось за пределами моего понимания. Он умеет проникнуть в сознание к каждому.
— Не думала, что он такой спец.
— И тем не менее это правда. Пару лет назад был арестован один тип, подозреваемый в убийстве и сокрытии трупов своих дяди и тети, с которыми вместе проживал. Нужно было его видеть: холодный и абсолютно невозмутимый. После восемнадцати часов допроса, в ходе которого его по очереди пытались сломить пять опытных агентов, он не сказал ни слова. Тогда в камеру вошел Борис, побыл с ним минут двадцать — и тот во всем признался.
— Вот это да! А что Стерн?
— Стерн — хороший парень. Думаю, что это выражение нарочно придумано для него. Он женат тридцать семь лет. У него сыновья-близнецы, оба служат на флоте.
— Он кажется мне очень спокойным. Я заметила, что он весьма набожный.
— Стерн ходит на все воскресные службы и даже поет в хоре.
— Да и костюмы его, по-моему, всегда безукоризненны. Он похож в них на героя одного телефильма семидесятых годов!
Горан согласно улыбнулся. Затем снова стал серьезным и добавил:
— Его жена Мэри, в ожидании донорской почки, пять лет была вынуждена подвергаться диализу. Два года назад Стерн отдал ей одну из своих почек.
Ошеломленная и восхищенная, Мила не могла вымолвить ни слова.
Горан продолжал:
— Этот человек пожертвовал доброй половиной из оставшихся ему лет жизни только ради того, чтобы у нее по крайней мере была надежда.
— Должно быть, он очень ее любит.
— Думаю, что да… — ответил Горан с некоторой горечью в голосе, не ускользнувшей от внимания Милы.
Наконец принесли заказ. Оба обедали в полном молчании, при этом отсутствие диалога ничуть не тяготило их, словно они настолько хорошо друг друга знали, что даже не нуждались в словах, чтобы смущаться этим обстоятельством.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — продолжила девушка уже ближе к концу трапезы. — Это случилось со мной на второй день моего приезда, когда я едва ступила на территорию мотеля, где жила до переселения в Бюро.
— Слушаю тебя…
— Возможно, это пустяки и все только привиделось, но… мне показалось, что кто-то следил за мной, когда я шла по площади.
— Что это значит «мне показалось»?
— Он шел по моим следам.
— А почему кому-то потребовалось следить за тобой?
— Поэтому-то я никому ничего и не сказала. Мне это тоже показалось абсурдным. Возможно, что это всего лишь плод моей фантазии…
Горан взял на заметку слова Милы, но промолчал.
Девушка посмотрела на часы.
— Мне бы хотелось обратно в Бюро, — сказала она.
— В этот час?
— Да.
— Ладно. Тогда я попрошу счет.
Мила предложила оплатить половину, но он, как приглашающая сторона, был непреклонен в отстаивании своего долга по оплате всех расходов. В характерном для него живописном беспорядке он вместе с банкнотами, монетами и листами из блокнота вытащил из кармана цветные шарики.
— Это моего сына Томми.
— О, а я и не знала, что ты… — Мила изобразила удивление.
— Нет, уже неженат, — поспешил уточнить Горан, опустив глаза. Затем добавил: — Больше не женат.
Мила никогда не принимала участие в ночных захоронениях. Погребение Рональда Дермиса стало для нее первым. Такое решение было принято из соображений общественного порядка. Для девушки сама мысль о том, что кто-то мог поквитаться с человеческими останками, казалась еще мрачнее, чем самое это событие.
Могильщики уже вовсю трудились над могилой. У них не было скрепера. Земля заледенела, и копать ее оказалось делом довольно сложным и очень утомительным. Мужчин было четверо, и они менялись каждые пять минут: двое вынимали грунт, а другие фонарями освещали могилу. Временами кто-нибудь бранил проклятый холод; для согрева они по очереди отпивали из бутылки Wild Turkey.
Горан и Мила молча наблюдали за происходящим. Гроб с телом Рональда был еще в фургоне. Поодаль стоял надгробный камень, который установят в самом конце ритуала: без имени, без даты. Только порядковый номер. А еще маленький крест.
В этот момент в голове Милы промелькнул эпизод падения Рональда с башни. Когда он летел вниз, на его лице не было ни страха, ни удивления. Словно в глубине души он не чувствовал ни малейшего сожаления о том, что умирает. Возможно, что он, так же как и Александр Берман, предпочел для себя именно такой выход — уступить желанию навсегда покончить с собой.
— Все в порядке? — спросил Горан, прерывая молчание.
Мила повернулась к нему:
— Все хорошо.
Именно в тот самый момент ей показалось, что за кладбищенским деревом кто-то стоит. Приглядевшись получше, девушка узнала Фелдера. Похоже, что тайное захоронение Дермиса уже ни для кого не было большим секретом.
На Фелдере была шерстяная куртка в шашечку, а в руках — банка пива, словно он в последний раз поднимал тост за своего старого школьного товарища, которого, быть может, не видел уже много лет. Мила подумала, что это положительный факт: даже там, где хоронят зло, всегда есть место состраданию.
Не будь Фелдера, его невольной помощи, не было бы и их здесь. Ему в равной мере принадлежала заслуга в остановке этого, как выразился Горан, начинающего серийного убийцы. Как знать, скольким потенциальным жертвам Фелдер спас жизнь.