Подставные люди
Шрифт:
Дверь открылась, и на пороге возник Крагштейн, с револьвером на изготовку. За его спиной маячил Гитнер. Крагштейн посмотрел на Ванду, на нас, снова на Ванду.
— Что с ней? — спросил он.
— Вы слишком сильно ее ударили, — ответил я. — Два часа тому назад у нее началось внутреннее кровотечение. Мы не смогли его остановить. Она умерла.
Крагштейна, похоже, эта новость не огорчила.
— Вам придется вынести ее на руках.
Падильо и я подошли к столу, встали по разные стороны от Ванды. Одной рукой каждый из нас подхватил ее под колени, второй — под плечи. Мы подняли ее.
Мы вынесли ее через дверь. Крагштейн стоял слева, с револьвером, нацеленным на Падильо. Гитнер — справа.
— Пора, — шепнул Падильо, и мы швырнули Ванду в Гитнера.
Она тут же вцепилась ему ногтями в лицо. Я бросился Гитнеру в ноги. Втроем мы повалились на землю. Ванда оказалась на Гитнере. Когда я поднялся, он пытался разбить ей голову рукоятью револьвера. Я успел ударить по руке Гитнера ногой, и револьвер отлетел в сторону. Затем я схватил Ванду за руку и оторвал от Гитнера.
— Беги! — крикнул я и подтолкнул ее к лестнице.
Ванда качнулась, едва не упала, но сохранила равновесие и метнулась к ступеням. Я же попытался дать Гитнеру пинка, но тот откатился в сторону. Я заметил другую дверь и бросился к ней. На бегу один раз оглянулся. Падильо схватился с Крагштейном. Кто брал верх, понять мне не удалось.
За дверью я увидел узкую лестницу, побежал к ней. Уже преодолел половину, когда Гитнер схватил меня за левую лодыжку и дернул. Я, конечно, рухнул, но при этом наугад ударил правой ногой. Похоже, попал, потому что левая тут же освободилась. Тяжело дыша, я продолжил подъем. Гитнер отставал лишь на несколько футов. Он-то совсем не запыхался.
На верхней лестничной площадке меня встретила вторая дверь. Тяжелая, обитая металлом. Я толкнул ее и выскочил на огромную деревянную сцену, за которой колыхалось море голов. Черных и белых, мужских и женских.
На сцене, за невысокой конторкой, стоял мужчина. Он быстро повернулся ко мне, едва некоторые из зрителей указали ему на происходящее за его спиной. Вскинул руки.
— Добро пожаловать, брат, — и по этим словам я понял, что угодил на утреннюю службу Евангелистской миссии дома Христова, проходившую в зале бывшего кинотеатра.
Я бросился к мужчине, простершему ко мне руки. Но он смотрел уже не на меня.
— И ты, брат! — воззвал он. — Христос рад и тебе!
Я оглянулся. Гитнер надвигался на меня. Зрители, во всяком случае, те, кто был потрезвее, загудели, предвкушая жаркий поединок. Гитнер ухмылялся. Чувствовалось, что у него чесались кулаки.
Падильо не зря говорил, что мне против Гитнера не устоять. Он же был профессионалом, да еще одним из лучших. Пятясь, я наткнулся на мужчину, что приветствовал наше появление на сцене.
— Уходите, — прошептал я.
— Ты прав, брат, — кивнул он и поспешил к кулисам.
Гитнер уже не бежал. Осторожно надвигался на меня, выставив вперед руки, готовый и убить, и покалечить, в зависимости от обстоятельств. А потом ухмылка сползла с его лица.
— Сейчас позабавимся.
Я пятился к конторке. Глянул на нее, надеясь найти тяжелый кувшин с водой. Но там была лишь большая Библия. Я схватил ее и швырнул в Гитнера, а следом прыгнул на него.
Он инстинктивно
— Убей этого сукиного сына! — высказал кто-то всеобщее пожелание.
Но у Гитнера, похоже, живот был железный. Он вновь двинулся на меня. Опять же с ухмылкой на лице. Я ударил левой, целя в сердце. В удар я вложил всю силу, но Гитнер ушел корпусом в сторону, чуть повернулся, схватил меня за кулак, дернул и перебросил через себя.
В итоге я оказался на полу со сломанной левой рукой. Я смотрел на Гитнера снизу вверх, предчувствуя неотвратимость смерти, когда за его спиной возник Падильо. Он не стал окликать Гитнера, вызывать того, как положено джентльмену, на смертный бой. Нет, левая рука Падильо обвилась вокруг шеи Гитнера, колено уперлось в его спину, а правой рукой он заворачивал голову Гитнера назад, пока не сломалась шея. Гитнер умер еще до того, как его тело упало на сцену. Зрители восторженно вопили.
Падильо посмотрел на Гитнера, повернулся ко мне.
— Ты ему не чета.
— Я держался неплохо, пока он не сломал мне руку.
Падильо покачал головой.
— Не следовало тебе отходить от первоначального плана.
Он помог мне подняться.
— Какого?
— Ты же собирался сесть на него и размазать по полу.
Глава 25
Когда интерн с белокурой бородкой в отделении экстренной помощи Центральной больницы на Полк-стрит спросил: «Что с вами случилось?» — я после короткого раздумья ответил: «Упал с дерева».
Падильо и я торопливо покинули сцену «Критериона», сбежав по ступенькам в подвал, мимо распростертого тела Крагштейна. Поднялись по другой, лестнице, попав в узкий переулок.
— Он умер почти что богачом, — заметил я, мотнув головой в сторону Крагштейна.
— Он умер бедняком в трущобах Сан-Францнско, — возразил мне Падильо, не сбавляя шага. — Так случается с каждым, кто слишком долго варится в этом котле.
— Умные сбегают раньше?
— Умные вообще обходят такие дела стороной.
Мы поймали такси как раз в тот момент, когда к «Критериону» подкатили две патрульные машины, набитые полицейскими и детективами в штатском.
— Наверное, кончили какого-то алкоголика, — прокомментировал их появление умудренный опытом водитель. — Подрались небось из-за четвертака.
— Насколько мне известно, речь шла о более крупной сумме, — ввернул я.
У больницы Падильо высадил меня без четверти восемь. Пока интерн накладывал мне гипс, я вскрикнул лишь однажды.
— Болит ужасно, — пожаловался я после того, как он закрепил руку на перевязи.