Подвальная станция
Шрифт:
— О, мы снова возвращаемся назад! Черт возьми, ты работаешь так же, как и я. И ты забываешь свою карточку-ключ чаще, чем я.
— Потому что я обдумываю что-нибудь другое.
— И я так же. Совершенно нормально.
— Потому что у меня, как и у тебя, срабатывает рефлекс перегрузки: я могу выполнить действия, которые являются чисто автоматическими. Но я общаюсь с людьми, я редко впитываю ленты, и у меня два уровня обработки информации. Высший уровень я освоил в реальном мире; обучение через эндокринную систему. Нижний, в котором располагаются мои реакции, прост, ужасно прост и безж… безжалостно логичен. Эйзи — это и человек, у которого нет обязанностей. У него в основе
— У меня?
— Да. По отношению к чему угодно.
— И к Эмори?!
— Ты проводишь исследования в этом направлении потому, что катафорики фиксируют так глубоко проложенные пути и действуют по линии наименьшего сопротивления, и они образуют такую устойчивую структуру, это подключает эндо… эн… до… кринную систему по принципам Павлова так, как опыт сам по себе не сможет. На любое исследование, которое поддерживает теории Эмори, найдется другое, поддерживающее теорию Гауптмана-Поли.
— Гауптман был теоретиком общественных отношений, который хотел, чтобы его научные результаты поддерживали его политику.
— Ну, а кем же была Эмори?
Грант прищурился и вдохнул воздуха.
— Эмори спрашивала нас.
Гауптман заставлял своих объектов общаться с людьми, пока они не начинали понимать, что именно он хочет услышать от них. И что они должны подтвердить. А эйзи всегда хочет сделать приятное своему Инспектору.
— О, это ерунда, Грант. То же делала и Эмори.
— Но Эмори была права. А Гауптман ошибался. В этом разница.
— Лента влияет на то, как реагирует твоя эндокринная система. Дай мне достаточно лент, и мой возраст изменится. И мой пульс будет биться так же, как и твой.
— Я — замечательный разработчик чертовых лент. Когда в возрасте Страссена я буду намного лучше. Я изучу всю эту эндокринологию. Поэтому некоторых из пожилые эйзи становятся больше похожими на рожденных людей. Поэтому некоторые из нас становятся настоящими пустышками. Именно поэтому у старых эйзи больше проблем. Второе крыло становится ужасно — ужасно занятым полным загоном омоложенных старцев.
Джастин был шокирован. Существовали слова, которые персонал намеренно избегал произносить. Рожденные люди. Старики. Загон. Всегда говорили граждане, эйзи, Город. Грант определенно пьян.
— Еще посмотрим, имеет ли значение, — сказал Джастин, — что ела на завтрак Ари Эмори в день двадцатилетия, белую рыбу или ветчину.
— Я не говорил, что считаю, что Проект сработает. Я говорю, что думаю, что Эмори права в том, кем являются эйзи. Она не собиралась изобретать их. Им просто были нужны люди. Срочно. Поэтому и растили их с колыбели с лентой. Действительно полезный случай. Теперь мы эко… экономичны.
Теперь — снова как прежде?
— Дьявольщина.
— Я не сказал, что возражаю, сир. Нас уже больше, чем вас. Скоро мы построим фермы, где людей будут выращивать, как овощи, и они смогут общаться с себе подобными. И их будет полезно ограничить.
— Пошел ты к черту!
Грант рассмеялся. Он смеялся. Наполовину из-за того, что они уже спорили десяток раз, наполовину из-за того, что Грант хотел подразнить его. Но, наконец, появилась перспектива. Дело заключалось только в развороте памяти. Сделанного не воротишь. Не было способа добыть из архива те проклятые шантажирующие ленты, поскольку они принадлежали Ари, а Арии была священна. Но он научился смиряться с перспективой, что все это в один прекрасный день появится в вечерних новостях.
Или с тем, что никакие условия не соблюдаются бесконечно.
Джордан убил умирающую женщину по причинам, которые все равно, благодаря Проекту, окажутся сохраненными — если Проект сработает. Если он сработает, любая скрытая деталь личной жизни Ари приобретет научную ценность.
Если он в какой-то степени сработает, и Проект станет известен общественности, существовал шанс, что Джордан добьется повторного слушания и возможного освобождения, скажем, на Фаргон — через двадцать лет или около того. Что будет означать, что все те люди, которые сговорились скрыть то, что сделала Ари, и все центристы, которым угрожало потенциальное раскрытие связей с радикальным подпольем, станут противиться этому. Снова ряд репутаций окажется под угрозой. Мерино и аболиционисты. Корэйн. Жиро Най. Резьюн. Департамент Обороны со всеми его секретами. Можно рассчитывать на справедливость суда, но нельзя ее найти среди политических дельцов, засадивших Джордана туда, где он сейчас. Стены секретности абсолютно непроницаемы: надо заставить молчать человека, которого они больше не могут контролировать. И его сына — тоже.
Если Проект потерпит неудачу, то она будет равнозначна неудаче с клоном Бок. Та попытка, кроме добавления трагической детали к жизни великой женщины — очень дорогой неудачи, такой, которую Резьюн никогда не разгласит, так и внешний мир слышал совершенно иную версию убийства, слышал совершенно иную интерпретацию перестановок в Резьюн, и не знал ничего о Проекте: службы новостей сообщили об административной реорганизации, связанной со смертью Арианы Эмори.
Если случится неудача — появятся политические проблемы, особенно с администрацией Резьюн и Департаментом Обороны, находящихся внутри кольца секретности. Тогда невозможно предсказать, что предпримет Жиро Най, чтобы обезопасить самого себя; Жиро вынужден добиться успеха, чтобы утвердить себя, а между тем, дразня Оборону Проектом, Жиро удалось захватить в какой-то степени большую власть, нежели имела Ари. Власть затыкать рты. Власть использовать тайные службы. Если бы он был вполовину так умен, и если Проект не рухнет, полностью и явно, то прежде, чем понадобится объявить о неудаче, он будет уже старше, чем Джейн Страссен. Он даже не сможет сделать еще одну попытку, и пригнать все по этой схеме повторно, и в этом случае жиро определенно будет спешить, чтобы успеть насладиться властью хотя бы в преклонные годы. После Жиро хоть Потоп. Какое дело Жиро?
Джастин надеялся на неудачу. Которая означала бедного ребенка, несущего генотип Ари и в итоге свихнувшегося, со стертой памятью или хуже. Может быть, бесконечная вереница младенцев. Такой ловкий человек, как Жиро, обладающий такой большой властью, не сдастся мгновенно. Нет. Появятся изучения изучений изучений. Пока общественности не станет очевидна неудача.
Иногда его посещали пугающие мысли. Вдруг обнаружат одну из ариных вещей на его кровати. Никогда в жизни он не будет знать, принадлежат ли данные мысли ему самому, что это просто естественные последствия глубоко укрепившегося гнева, собственные мысли его, становившиеся старше, опытнее и лучше разбирающегося в том, как в этом мире делаются дела; или это Арии по-прежнему контролирует его.
Вирус был старой шуткой у них с Грантом.
Он был вынужден ничего не делать. Потому что только так удавалось сохранять изоляцию.
— Слезь отсюда? — набросилась испуганная Джейн и внутри у нее все сжалось при виде двухлетней девочки, тянущейся к кухонному столу, опрометчиво забыв про свой малый вес, кафельный пол и металлические ножки стула. Ари среагировала, стул слегка отодвинулся, она схватила коробку печенья и повернулась; стул накренился, Джейн Страссен едва успела подхватить ее в падении.