Подвешенный чулок
Шрифт:
— Мам, я живу в Сиэтле. Мы можем заказать травку по меню, и ее доставят как пиццу, — парирую, закатывая глаза.
— Вау, вот почему ты уехала и не хотела общаться с нами, — она говорит тихо.
Я сразу же чувствую вину. Мое сердце разбито в этот раз по-настоящему и сейчас я чувствую вину не только за то, что сделала с Сэмом, но и за то, что сделала со своей семьей, когда уехала.
— Мам, нет. Это не так, — объясняю я. — Мне просто… мне нужно было пожить своей жизнью. Мне нужно было попробовать и понять, кто я и что хочу делать, а я потерялась на этом пути. Я облажалась. Я не смогла сохранить работу и этот мужчина не захочет меня, потому что я такая идиотка и была слишком труслива, чтобы сказать ему о своих чувствах.
Моя мама обнимает меня и притягивает к себе.
— Ох, Леон, ты не облажалась и мне очень жаль, если мы когда-либо заставляли тебя чувствовать себя так. Я просто беспокоюсь о том, что ты не найдешь счастье. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, милая.
Я всхлипываю в ее плечо.
— Сэм делал меня счастливой.
Она поглаживает меня по спине и слезы падают снова.
— Я знаю. Я видела это каждый раз, когда вы двое были вместе. Мне жаль, что он ушел, не попрощавшись, но, в конце концов, ты знаешь, что он чувствовал к тебе.
Я убираю голову, и смотрю на нее в смятении.
Она указывает на сани и северного оленя, освещенного прожектором позади меня.
— Он любит тебя, глупая! Я никогда не встречала мужчину, который пройдет через такие проблемы, только для того, чтобы осчастливить женщину. Может он и не сказал напрямую слова, но этот поступок показывает, что он влюблен в тебя с головы до пят.
Моя мама раскрывает объятия, и я отстраняюсь, опуская открытку от Сэма между нами, чтобы снова прочитать ее.
— Он сказал слова, — шепчу я.
Может быть не прямо, но он сказал мне «Счастливого Рождества». Он сказал это первый раз и написал это в записке.
— Он любит меня, — я говорю тихо, мои губы дрожат от слез.
— Ну и чего, черт возьми, ты ждешь? Иди за ним! — вскрикивает моя мама.
— Я не знаю, где он живет! — я визжу лихорадочно.
— Я знаю! — внезапно трубит Николас.
Я забыла о его присутствии здесь с нами, и когда он весело кричит, я поворачиваюсь и кричу на него.
— Что это еще значит, ты знаешь, где он живет? Ты видел, как я плачу весь день под чертовой елкой и ты не подумал упомянуть об этом до нынешнего момента? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами, доставая из переднего кармана смятый кусок бумаги.
— Он оставил это на кухонном столе для меня. Просил сказать тебе, что ты можешь отправить кольцо обратно, когда захочешь и чтобы убедиться, что ты знаешь, что это не к спеху.
Я вырываю бумагу из его рук и смотрю на адрес, написанный в спешке. Я знаю город, который он написал и до него меньше часа езды.
— Мне нужна твоя машина! Ох, Боже мой, я хреново выгляжу! Я проревела весь день, я выгляжу откровенно хреново! — я кричу как маньяк, вбегая в дом.
Тетя Бобби встречает меня у дверей с двумя бокалами мартини в руках, протягивая один мне.
— Вот, выпей. Только огурцы под глаза и шпаклевка все исправят!
Десять минут и три очень крепких мартини спустя, тетя Бобби поворачивает мой стул лицом к зеркалу.
— ААААААААААААА! КАКОГО ЧЕРТА? — кричу.
— Слишком? — она невинно спрашивает, выглядывая из-за моего плеча.
— Я выгляжу как проститутка! И совсем не как дорогая проститутка! — я жалуюсь, поворачивая лицо из стороны в сторону, чтобы лучше рассмотреть себя.
Толстый слой ярких голубых теней покрывает мои веки от ресниц до бровей, накладные ресницы болтаются на веках как паучьи лапы, готовые атаковать кого-либо и ярко-розовые румяна размазаны по щекам в дополнении ярко-розовой помады и красной подводки для губ.
— Ох, Господи, все плохо. Это очень, очень плохо. Я выгляжу как Тэмми Фэй Беккер после попойки, — жалуюсь я.
— Ладно, значит, голубых теней было немного слишком, — тетя Бобби пожимает плечами, хватая свой бокал мартини с туалетного столика и делая глоток.
— Вау, ты выглядишь как дешевая проститутка, — Николас смеется, стоя в дверях.
— Заткнись! — я кричу, вскакивая со стула, который я принесла в ванную, качнувшись в сторону от водки, которая ударила мне в голову.
— Я не могу так ехать, — рычу. — Я не могу увидеться с ним в таком виде!
— Я не знаю, Сэм не из тех парней, которые любят дешевых проституток? Он может оценить твои старания, и ты исправишь свое плохое поведение, — Николас информирует меня.
Я слышу звон ключей из коридора, и моя мама просовывает голову в ванную.
— Матерь Божья! — она восклицает, видя мое лицо. — Ты берешь почасовую оплату, милая?
Она смеется над своей шуткой, и я смотрю на нее злобно. В конце концов, я думаю, что это злой взгляд. На моем лице веселье и злость.
— Прости, это говорит марихуана, — она извиняется, держа ключи в руках. — Кто хочет поехать к Сэму? Мы можем остановиться прикупить «Читос» по пути!
Николас выхватывает ключи из ее рук.
— Ты определенно не поведешь, торчок.
Он входит в ванную и выталкивает тетю Бобби и меня, хватая пачку салфеток с туалета, и бросает их мне. Мои руки двигаются замедленно, пытаясь поймать их, и они отскакивают несколько раз, прежде чем я ловлю их.
— Ты можешь смыть эту хрень с лица по дороге, — он говорит мне.
— Это папина влажная туалетная бумага, — жалуюсь. — Он вытирает свой зад ими, я не буду вытирать ими лицо.
Николас хватает мою руку и вытаскивает меня из ванной и по коридору.