Подвиг любви бескорыстной (Рассказы о женах декабристов)
Шрифт:
Зал был наполнен военными, высокопоставленными чинами. Они возмущались, называли восставших злодеями, делали это нарочито громко, словно не замечая, что трое из участников событий присутствуют при этом, а точнее — специально говорили грубее и наглей именно для декабристов, навеки отсекая их от своего высшего общества.
Их допрашивал — по одному — сам император.
В "Записках" Полины сохранился рассказ Ивана Александровича об этом:
"Я первый вошел в комнату, в которой был государь; он тотчас запер дверь в зал, увлек меня в амбразуру окна и начал говорить:
— Были в обществе? как оно составилось? кто участвовал? чего хотели?
Как я
— Были вы 12 декабря у Оболенского? Говорите правду, правительству все известно.
— Был.
— Что там говорили?
— Говорили о злоупотреблениях, о том, что надо пресечь зло.
— Что еще?
— Больше ничего.
— Если вы знали, что есть такое общество, отчего не донесли?
— Как было доносить, тем более что многого я не знал, во многом не принимал участия, все лето был в отсутствии, ездил за ремонтом, наконец, тяжело, нечестно доносить на товарищей.
На эти слова государь страшно вспылил.
— Вы не имеете понятия о чести, — крикнул он так грозно, что я невольно вздрогнул. — Знаете ли вы, чего заслуживаете?
— Смерти, государь.
— Вы думаете, что вас расстреляют, что вы будете интересны, нет — я вас в крепости сгною".
Тщательно скрываемый всеми участниками тайного общества замысел цареубийства открылся. В числе других, знающих, что в установлениях общества допускалось убийство Александра I и уничтожение всей императорской семьи, был указан и Анненков. Его привезли из крепости в Петербург, в Главный штаб.
"Когда я входил по лестнице, меня поразила случайность, какие бывают в жизни и пред которыми нельзя не остановиться: я очутился в том самом доме, где провел свое детство; меня ввели даже в ту самую комнату, где я когда-то весело и беззаботно прыгал, а теперь сидел голодный, потому что меня целый день продержали без пищи… Тут я увидел одного из своих родственников, который ужаснулся только тем, что у меня выросла борода, и не нашел ничего более сказать мне. К счастию, я встретил тут Стремоухова, своего товарища по службе, и поспешил воспользоваться этим случаем, просил Стремоухова повидать мою дорогую Полину и передать ей, что я жив. С тех пор, как мы расстались с ней в Москве, я не имел от нее известий, тоска по ней съедала меня, и я был уверен, что она не менее меня страдала от неизвестности".
Неизвестность… Иногда легче вынести самую жестокую правду, чем, не зная покоя, томиться в ожидании намека, слова, хоть каких-то сведений о любимом человеке, то надеяться на лучшее, то с замиранием души ожидать худшего, ежедневно, ежечасно, ежеминутно умирать за него и воскресать вместе с ним, непрестанно жить в тревоге и отчаянии.
Так жила Полина.
Брат Стремоухова, проживающий в Москве, рассказал ей некоторые подробности восстания, вскоре появился и тот, с кем встретился Иван Александрович в Главном штабе. Их сведения были неутешительны: Анненков — в крепости, нуждается во всем — от белья до денег, с помощью которых хоть чуть-чуть можно облегчить существование. Стремоухов посетил и Анну Ивановну, рассказал ей, что сыну ее нужна помощь, но старуха, по традиции своей, заставила его более часа томиться в прихожей, затем вышла в окружении приживалок и сказала, что "вещи сына находятся в кавалергардских казармах и что там есть все, что ему нужно". Судьба покарала ее, она умерла в бедности, растранжирив несметные богатства свои, умерла, обворованная своими приказчиками и управляющими, но сейчас, когда дом ее ломился от всякой всячины, она отказала сыну в малейшей помощи.
11 апреля 1826 года у Полины родилась дочь. Ее назвали
Рождение ребенка вызвало переполох в доме Анны Ивановны. Вся ее челядь взволновалась — одни злорадствовали по этому поводу, хоть и кормились на деньги своей взбалмошной родственницы, другие, те, что перекачивали правдами-неправдами состояние Анненковой в свой карман, испугались всерьез: а что, если француженка тайно обвенчана с молодым барином и теперь предъявит свои права?! Сама Анна Ивановна настолько любопытствовала по этому поводу, так стремилась узнать, венчаны молодые или нет, что сулила служивому человеку Ивана Александровича две тысячи рублей за правду. Подумать только: отказать сыну в элементарной помощи и платить такие деньги лишь за то, чтобы узнать, узаконен его брак с Полиной или нет!
От француженки отвернулись друзья. Лишенная работы, больная, она вынуждена была продавать фамильные драгоценности — их было, надо признаться, не так уж и много, вскоре пошли в ход все более или менее приличные вещи. Старуха, скорее снедаемая любопытством, чем жалостью, прислала вдруг небольшую помощь — деньги эти мгновенно растаяли — они ушли на содержание себя и ребенка, на оплату лекарств, врача, на получение сведений об Иване Александровиче, для чего Полина снарядила в Петербург на свой счет гонца.
Едва оправившись от болезни, решила она и сама отправиться в столицу. Как иностранке, ей для этого понадобился паспорт.
"В то время меня начали осаждать приближенные Анны Ивановны то своим вниманием, то разными преследованиями. Пока я хворала, меня все забыли и оставили в покое, но когда узнали, что я хлопочу о паспорте, чтобы ехать в Петербург, то стали снова убеждать меня не ездить, и даже интриговали, чтобы я не могла получить паспорта".
И все же она уехала.
Анненков был человеком, склонным к меланхолии, "по природе своей, — писал декабрист Розен, — он был тих, молчалив, мало собщителен и крайне сосредоточенного характера". Разлука с Полиной — единственным человеком на белом свете, к которому Иван Александрович был привязан всей душой своей, подействовала на него убийственно. В одной из первых записок, полученных Полиной с помощью все того же преданного друга Стремоухова, были такие строки:
"Где же ты, что ты сделала? Боже мой, нет ни одной иглы, чтобы уничтожить мое существование!"
А существование его было отвратительным. Дело даже не в том, что деньги, отпущенные на содержание узников, растекались по рукам крепостного начальства, от коменданта Сукина до нижайшего из чинов, дело еще и в том, что петербургские родственники воровали из тех небольших средств, которые посылала все же, после близкого знакомства с Полиной и по ее настоянию, мать декабриста. Один из них, Якобий, имел доступ в крепость. Но из тысячи пятисот рублей, отправленных из Москвы, он присвоил две трети, решив, что Анненкову хватит и этого. Кроме того, он оставил у себя вещи узника, даже любимые его золотые очки, которые, по настоянию Полины, вернул… через тридцать лет!
Появление Полины в Петербурге, ее настойчивость в желании увидеться с возлюбленным, ее находчивость и отвага свершили чудо: Анненков ожил, в сердце его явилась яснокрылая надежда на соединение с Полиной, ибо она в первую же встречу обещала ему сделать все, чтобы разделить его судьбу.
Какого труда стоило Полине каждое свидание! То она переодевалась горничной, то подкупала стражу, то "прогуливалась" вдоль крепостной стены в часы прогулок заключенных, чтобы хоть издали бросить взгляд на Ивана Александровича.