Подвиг
Шрифт:
— Руки на подлокотники! — Он похлопал по плащу под мышками, потом обыскал лысоватого мужика, оглянулся, проверил еще двоих. В это время мимо него промчался во второй салон Блоха, обрывая оставшиеся шторы. Наконец они замерли на одной линии по всей длине самолета, чутко поводя стволами на каждое движение. За все время захвата они не сказали друг другу ни слова и даже не взглянули друг на друга, четко, как на тренировке, меняясь местами.
В самолете стало тихо, только плакал испуганный ребенок. Мать изо всех сил прижимала его к себе, пытаясь заглушить единственный живой звук,
Игорь, держа в одной руке пистолет, в другой школьную тетрадку в клеточку, поглядывал на приборы, сверяясь с записями.
Командир прикрыл ладонью микрофон и обернулся к нему:
— Меня спрашивают, почему изменили курс. Что я должен ответить?
— Что хотите.
Командир подождал еще, потом начал медленно говорить, вопросительно поглядывая на Игоря:
— Москва, это борт четырнадцать сорок… У нас «набат»… Эта свадьба, которую ждали в порту. У них оружие и гранаты. Требуют лететь в Стокгольм.
В домодедовской диспетчерской замигала сигнальная лампа.
— «Набат» на борту четырнадцать сорок! — крикнул диспетчер.
И тотчас по всей Москве — в министерстве авиации, на Лубянке и Петровке, в Генеральном штабе и, наконец, в Кремле, — накладываясь друг на друга и множась, затрезвонили телефонные звонки и полетело слово «набат».
— Изменили курс на Стокгольм…
— Товарищ министр, «набат» в Домодедово…
— Четверо преступников, трое мужчин и женщина. Богуславский Игорь Борисович, 1962 года рождения, Блохин Евгений Леонидович, 1962 года рождения…
— Да, да, сын Богуславского…
— Товарищ маршал, докладывает оперативный дежурный: «набат» на рейсе Москва-Сочи. Четверо преступников под видом свадьбы…
Солдат в бетонном подземелье оперативного центра поставил на огромном прозрачном планшете с контурами Европы точку южнее Москвы и потянул от нее фосфорно-желтую линию на северо-запад:
— Получаю оповещение по цели номер пять, квадрат шестьдесят четыре семнадцать…
Зазвонил телефон и в машине Богуславского. «Чайка» резко затормозила, развернулась с визгом шин и помчалась обратно в аэропорт.
Игорь оглянулся в салон. Блоха, Мишка и Соня напряженно смотрели на него. Он кивнул и показал большой палец: нормально.
Второй пилот снял наушники и протянул ему:
— С вами хотят поговорить.
Игорь надел наушники.
— Слушаю.
— Это начальник службы безопасности полетов Гаврилов Иван Николаевич. С кем я говорю?
— Меня зовут Игорь.
— Послушайте, Игорь… — генерал склонился над микрофоном, рядом с ним вокруг большого стола сидели еще человек восемь, офицеры и штатские. Все напряженно слушали разговор. — Мы знаем, что все вы нормальные, интеллигентные ребята, не террористы, не бандиты. Я надеюсь, что мы сможем спокойно, без истерики поговорить и о чем-то договориться. Не знаю, зачем вы все это затеяли, но не это сейчас главное. С вами летят еще сто человек, в том числе женщины и дети, и нас волнует их безопасность. И ваша, кстати, тоже. Дело в том, что до Стокгольма может не хватить топлива, а сажать самолет на последних каплях керосина опасно. Я думаю, имеет смысл сделать дозаправку в Ленинграде…
— Топлива хватит даже с учетом навигационных погрешностей, — ответил Игорь. — Дальше?
— В любом случае надо заменить экипаж. Этот экипаж никогда не летал на международных линиях, не знает английского языка…
— Я буду переводить.
— Дело не в этом. У них нет навигационных карт. Вы можете просто заблудиться, сжечь топливо и не дотянуть до аэродрома.
— Когда пересечем границу, подадим сигнал бедствия и попросим самолет сопровождения.
Генерал с досадой выключил микрофон.
— Грамотные, сволочи…
В комнату вбежал в сопровождении офицера Богуславский, бледный, в сбившемся набок галстуке.
— Не может быть… Не верю… Не может быть… Это бред какой-то, — он оглядел сидящих. — Он ни разу в жизни не держал в руках оружия! Он даже драться не умеет, понимаете? Блохин почти слепой. Соня беременна. Не может быть!
— Чего не может быть? — раздраженно спросил генерал. — Они вооружены до зубов. Знают основы навигации, расположение приборов, действуют без единой ошибки. Если они такие хорошие — уговорите их сесть и сдаться!
— Я могу с ними поговорить?
Генерал включил микрофон.
— Игорь, вы слушаете?
— Это бессмысленный разговор. Мы не принимаем никаких условий.
— Одну минуту… — генерал подвинул микрофон Богуславскому.
— Игорь! Это я…
Игорь сорвал с головы наушники.
— Передайте, что никто из нас не будет говорить с родственниками. Иначе отключим связь…
Солдат-планшетист тянул маршрут «цели номер пять» на северо-запад.
Мишка вытащил сигарету и прикурил одной рукой, не спуская глаз с пассажиров. Блоха опустил пистолет и, разминая затекшие пальцы, подошел, тоже прикурил.
— Не расслабляйся, — сказал Мишка.
Блоха отошел на свое место в конец самолета.
В середине второго салона вдруг началась какая-то суета. Мишка перевел туда ствол автомата, пытаясь разглядеть, что происходит. Махнул Блохе: посмотри. Блоха осторожно приблизился.
Мальчишка лет восьми судорожно изгибался в кресле, закатив глаза, широко открывая рот. Мать, расплескивая чай на колени, пыталась налить из термоса в стаканчик. Она оглянулась на Блоху и проговорила трясущимися губами:
— Пожалуйста… Я вас очень прошу… У него тяжелая астма. Мне сказали, в самолете не будут курить. Если можно, я прошу вас, не курите…
Блоха торопливо выхватил сигарету изо рта, показал Мишке и развел руками. Тот затянулся последний раз, бросил сигарету на пол и раздавил ботинком.
Мальчишка изгибался все сильнее, лицо его стало синеть. Мать, уже не обращая внимания на Блоху, вскочила:
— Помогите кто-нибудь! Есть тут врач?
Стюардесса обернулась на крик, вопросительно глянула на Соню — та кивнула — и подошла к мальчишке. Достала из люка над креслом кислородную маску, прижала к его лицу.