Подвиг
Шрифт:
— Вы же знаете приказ — никого от нас не выпускать! — сказал генерал. — Этих выпустим — другие полетят. Косяками! Никого не останется! Выйдите отсюда!
— Что? — опешил Богуславский.
— Я приказываю вам выйти!
Под взглядами офицеров Богуславский медленно вышел в коридор. Инна Михайловна плакала на плече у Блохина. Они обнялись втроем.
Самолет стоял посреди бескрайнего бетонного поля. Один за другим умолкли моторы.
— Стокгольм! Спасибо за помощь! До свидания! — Игорь снял наушники и
— Что?
— Военный аэродром. По моим подсчетам, километров сто южнее Стокгольма. Сейчас подъедет полиция.
— Так просто, — удивленно сказал Блоха. — Неужели никто не понимает, что это так просто?
Соня, улыбаясь, показала дрожащую ладонь, на которой отпечатались рубцы рукоятки.
Пассажиры смотрели на них со своих мест, поглядывали в окна. Блоха взял микрофон стюардессы:
— Уважаемые товарищи! Приносим извинения за неудобства в полете. Мы находимся в братской республике Швеции. Прошу всех оставаться на местах до прибытия полиции. Все желающие смогут вернуться обратно на этом же самолете в самом скором времени…
Командир обернулся в салон и обменялся взглядами с тщедушным невзрачным мужичком, сидящим у прохода…
— Едут, — сказал Мишка.
По бетонке к самолету неслась вереница пожарных машин. Следом ехал самоходный трап.
— По местам! — скомандовал Мишка.
— Да ладно, успокойся, — отмахнулся Блоха.
— Отойдите от двери! — заорал Мишка. — Следи за последним рядом! Соня, на место!
— Ты и здесь будешь на меня орать? — Соня нехотя отошла в середину самолета.
Мишка занял место в хвосте, напряженно глядя в иллюминатор.
Две пожарные машины встали перед самолетом, две сзади.
Игорь открыл дверь, и человек, стоящий на верхней площадке трапа, подъехал прямо к нему.
— Добрый день, — заговорил он по-английски. — Меня зовут Свен Юханссон, я из департамента полиции. С кем я говорю?
— Игорь Богуславский. Добрый день.
— Прошу вас всех сдать оружие и выйти из самолета.
— С удовольствием, — с улыбкой ответил Игорь. — Но сначала я хотел бы увидеть ваше удостоверение.
— Вы читаете по-шведски?
— Нет, но я знаю, как выглядит удостоверение офицера шведской полиции.
«Швед» краем глаза видел, как из пожарных машин под днище самолета выскакивают бойцы штурмовой группы. Одни, подставив стремянку, открыли люк в хвосте самолета, другие собрались под трапом, ожидая команды.
Невзрачный мужичок в первом салоне достал платок и аккуратно расправил на коленях.
— Я не знаю, Игорь, правильно ли вы представляете себе ситуацию? — строго сказал «швед». — До тех пор, пока вас не признали политическими беженцами, по шведским законам вы считаетесь террористами. Вы должны сдаться без всяких условий. Мы можем пройти в машину, вы свяжетесь с департаментом, и вам подтвердят мои полномочия. И хочу предупредить, — перебил он Игоря, — что каждый ваш неверный шаг, неподчинение властям может сыграть негативную роль на суде. Следуйте за мной. — Он повернулся и пошел вниз по трапу.
Игорь, поколебавшись, двинулся за ним. Спустился с трапа, повернул за «шведом» — и замер перед направленными в грудь автоматами.
— Не двигайся! — обернулся «швед». — Стой тихо, и все будет нормально. А теперь брось пистолет. Ну!
Игорь разжал руку, и пистолет упал на бетон.
— Молодец. А теперь подойди к трапу и крикни своим, что все в порядке, можно оставить оружие и выходить. Только без глупостей. Ну, пошел!
Игорь на деревянных ногах подошел к нижней ступеньке. Глянул на лица Блохи и Сони в иллюминаторах. И кинулся вверх по ступенькам.
— Ребята!..
Ударила автоматная очередь, он вытянулся, изумленно открыв рот, — и повалился назад. А в открытую дверь снизу уже полетели гранаты со слезоточивым газом и побежали солдаты, перепрыгивая через катящегося по ступеням Игоря.
— Стреляй! Блоха, стреляй! — заорал Мишка, но из багажного отделения ему под ноги тоже полетели гранаты, и он, пригнувшись, дал длинную очередь.
Блоха держал двумя руками пистолет — и не мог заставить себя нажать на спусковой крючок.
Невзрачный мужичонка закрыл платком нос и рот, вытащил сзади из-за пояса пистолет и выстрелил ему в затылок. Проволочные очки Блохи отлетели в сторону, он упал на какую-то тетку, та с ужасом оттолкнула его от себя.
Соня бросилась к нему, а когда мужичок обернулся к ней, в упор выстрелила в него раз, другой, третий.
Мишка стрелял в темноту багажного отсека, где вспыхивали огоньки ответных выстрелов.
Самолет заволокли клубы удушливого газа. Пассажиры с визгом, зажав голову руками, давя друг друга, лезли под кресла. Мальчишка-астматик бился в конвульсиях, царапая себе горло скрюченными пальцами. Мать, рыдая, пыталась поднять его на руки.
Соня, давясь дымом, нашарила ручку аварийного выхода, рванула ее и вытолкнула наружу дверь. Солдаты уже ворвались в первый салон, передний поскользнулся на пластмассовом пупсе. Соня обернулась, щуря слезящиеся глаза, подняла пистолет. Солдат стволом автомата ударил ее по руке, схватил за волосы и вышвырнул в дверь. Плеснув белым платьем, Соня упала с высоты на бетонку.
Мишка заорал страшным голосом, бросил автомат, поднял над головой гранату и выдернул чеку.
— Не стрелять! Граната! Не стрелять! — раздались крики.
Солдаты, тесня друг друга, бросились к выходу. Мишка гнался за ними, не переставая орать, слетел за ними по трапу, догнал того, кто выбросил Соню, и повалился с ним на бетон. Ударил взрыв.
Солдаты под руки выводили по трапу последних пассажиров. Один нес на руках мертвого мальчишку, следом двое вели теряющую сознание мать.
Игорь лежал около трапа, туфли пассажиров и солдатские сапоги ступали прямо перед его открытыми глазами. Поодаль был накрыт брезентом Мишка. Соня лежала, как сломанная кукла, в белоснежном платье на темном бетоне.