Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
Шрифт:
Но у меня не было времени ни любоваться охотой, ни разглядывать несущихся безумцев, потому что конь, на котором я сидел, оказался еще более безумным. Поймите, это был охотничий конь, и собачий лай для него значил то же, что для меня сигнал кавалерийской трубы ранним утром. Собачий лай привел коня в бешенство. Он снова высоко подпрыгнул, крепко зажал в зубах удила, бросился вниз с холма и помчался вслед за собаками. Я ругался, тянул на себя поводья изо всей силы, но оказался бессилен. Английский генерал ездил с трензелем {139} . Челюсти животного казались сделанными из стали. Удержать коня было невозможно. С таким же успехом можно пытаться оттащить гренадера от бутылки. Отчаявшись, я пустил все на самотек, лишь поудобней уселся в седле. Мне оставалось приготовиться к самому худшему.
139
…ездил с трензелем. – Трензель (нем. Trense) – металлические
Что за создание был этот конь! Никогда еще мне не приходилось сидеть верхом на скакуне, подобном этому. Его сильные ноги распрямлялись, словно пружина, при каждом прыжке. Ветер бил мне в лицо, свистел в ушах. На мне был повседневный мундир, простой и темный, ничем не выделяющийся. Перед тем как приступить к выполнению задания, я принял некоторые меры предосторожности: снял пышный султан с кивера. В результате мой внешний вид ничем не отличался среди остальных, а форма не привлекала внимания охотников, целиком сосредоточенных на погоне. Сама мысль о том, что рядом с ними находится француз, казалась невероятной. Несмотря на окружающую меня опасность, я не мог удержаться от смеха: ситуация выглядела в высшей степени комично.
Я уже заметил, что не все всадники одинаково хорошо держались в седле. Вскоре охотники уже не скакали единым строем, а растянулись на приличное расстояние. Впереди, не отставая от собак, мчались лучшие наездники. Те, кто похуже, далеко отстали.
В искусстве верховой езды я не уступал никому, а мой конь был самым резвым. Не прошло и нескольких минут, как я оказался в первых рядах. Перед моим взором предстала свора собак, одетые в красное загонщики и всего лишь семь или восемь наездников между нами. Самое странное ожидало меня впереди. Меня, Этьена Жерара, охватило всеобщее безумие. В этот момент всепроникающий дух спорта опьянил меня. Я забыл обо всем на свете. Желание догнать чертову лису вытеснило все остальное. Как посмело это животное бросить мне вызов? Держись, разбойница, твой час пришел!
Спорт дарит человеку удивительные ощущения, друзья мои. Я желал растоптать лисицу копытами своего коня, а пока продолжал погоню в компании англичан. Как-нибудь я расскажу вам, как провел боксерский поединок с неким Бастлером из Бристоля. Бокс не менее интересный вид спорта. Он дарит участникам практически те же эмоции.
Чем дальше мы продвигались, тем быстрее скакала моя лошадь. За собаками поспевали всего лишь три человека, и я был в их числе. Страх того, что меня разоблачат, испарился как дым. Мозг жгла лишь одна мысль, кровь закипела в жилах. Жить на свете стоило хотя бы ради того, чтобы догнать эту проклятую лисицу. Я обогнал еще одного всадника – такого же гусарского полковника, как и я. Теперь впереди меня оставались два человека: один одетый в черный сюртук, другой – в голубую форму артиллерийского офицера. Этого артиллериста я уже видел из своего укрытия на постоялом дворе. Его седые бакенбарды развевались по сторонам, но он великолепно держался в седле. Несколько миль мы скакали в этом порядке, пока не наткнулись на крутой холм. Тогда мой небольшой вес сыграл свою роль – конь подо мной вырвался вперед. Я обошел обоих и поскакал ноздря к ноздре с маленьким, сурового вида егерем. Впереди были собаки, а в сотне шагов перед ними рыжий комок – лисица, словно распластанная в безумной скачке. При виде ее я почти перестал владеть собой.
– Ага, вот ты и попалась, чертово отродье! – закричал я и махнул рукой загонщикам. Я дал им понять, что на меня-то можно положиться.
Теперь только стая собак отделяла меня от добычи. Собаки, в чьи обязанности входило загнать жертву, теперь превратились в помеху: их невозможно было обойти. Егерь чувствовал то же, что и я: он уныло следовал за сворой, не в силах добраться до лисицы. Он был смелый малый, но абсолютно лишен инициативы. Со своей стороны, я понимал, что буду недостоин почетного звания полковника Конфланского гусарского полка, если не сумею преодолеть подобное препятствие. Разве сможет свора охотничьих собак остановить Этьена Жерара? Абсурд! Я издал воинственный клич и пришпорил лошадь.
– Держитесь крепко, сэр! Держитесь! – закричал загонщик.
Он беспокоился обо мне – добрый старик. Я успокоил его улыбкой. Собаки расступились передо мной. Очевидно, я покалечил одну-другую. Но что бы вы делали на моем месте? Чтобы поджарить омлет, надо разбить яйца. Сзади раздавались приветственные крики егеря. Еще один рывок – и собаки остались позади. Теперь между мной и лисицей не было препятствий.
Небывалая радость и гордость охватили меня. Я побил англичан на их территории, вышел победителем в их собственном спорте. Три сотни человек пытались забрать жизнь у этого животного, но лишь мне удастся это сделать. В эту минуту я подумал о своих товарищах из бригады легкой кавалерии, о матушке, о своем императоре. Я их не подвел! Расстояние между мной и лисицей становилось все короче. Пришло время действовать. Я вынул из ножен саблю и взмахнул ею в воздухе. Бравые англичане завопили от восторга позади меня. Лишь тогда я осознал, насколько непростым занятием является охота на лис. Сабля со свистом резала воздух, а я никак не мог попасть по животному. Лисица слишком мала. Она ловко отпрыгивала в сторону при каждой моей попытке. Каждый взмах саблей сопровождался поощрительными возгласами англичан. Они подстегивали меня, не давали успокоиться. Наконец пришла минута триумфа. В последней, отчаянной попытке я разрубил лису пополам. Подобным ударом слева я разрубил когда-то адъютанта русского императора. Голова лисицы покатилась в одну сторону, а туловище и хвост – в другую. Я оглянулся и взмахнул окровавленной саблей. Чувство гордости переполняло меня! Ах, как бы мне хотелось остаться, чтобы принять поздравления благородных врагов! Человек пятьдесят находилось вокруг, и каждый кричал и приветственно махал руками. Англичане – не такая уж флегматичная нация, какими их описывают. Отважные поступки, совершенные либо в бою, либо во время занятий спортом, способны растопить их холодные сердца. Старик-загонщик, который находился ко мне ближе всех, выглядел совершенно потрясенным случившимся {140} . Он застыл на месте, словно парализованный, широко раскрыв рот, выпучив глаза и растопырив во все стороны пальцы. На секунду мне захотелось подъехать и обнять его. Но чувство долга дало о себе знать. Англичане, несмотря на узы братства, которые объединяют спортсменов, могли запросто схватить меня. Мое задание оказалось бы сорванным, а я сделал так много. Позиции французской армии были прекрасно видны с этого места. К счастью, мы скакали в нужную сторону. Я развернул коня, отдал прощальный салют и помчался галопом.
140
В последней, отчаянной попытке я разрубил лису пополам. … Старик-загонщик, который находился ко мне ближе всех, выглядел совершенно потрясенным случившимся. – Дело в том, что в Англии согласно правилам охоты на лис во время преследования лису должны разорвать собаки, а не застрелить (или зарубить, как в случае с не знавшим правил Жераром) охотники.
Однако бравые англичане не позволили мне легко уйти. Теперь я оказался в роли лисицы, а они преследовали меня по равнине. Только в ту минуту, когда я направил коня в сторону лагеря, они поняли, что я француз, и не отставали ни на шаг. Лишь на расстоянии ружейного выстрела от наших пикетов англичане прекратили преследование. Они еще долго стояли, кричали и махали руками мне вослед. Нет, я до сих пор не считаю, что они испытывали ко мне враждебные чувства. Скорее, восхищение переполняло их сердца. Все как один желали обнять незнакомца, который проявил себя столь доблестно и отважно.
Как бригадир Жерар спас армию
Я уже рассказывал, друзья, как мы осаждали англичан на протяжении шести месяцев, с октября тысяча восемьсот десятого по март тысяча восемьсот одиннадцатого, в горах Торрес Ведрас. Именно в это время я принял участие в охоте на лису и показал англичанам, что, несмотря на любовь к спорту, ни один из них не в силах обскакать конфланского гусара. Когда я галопом примчался в расположение французских войск, с саблей, запачканной пятнами крови, боевые товарищи встретили меня возгласами восторга, в то же время и англичане вопили за моей спиной. Таким образом, я удостоился аплодисментов двух армий. Слезы выступили у меня на глазах: столько храбрецов удостоили меня своим вниманием! Англичане оказались благородными противниками. В этот же вечер посыльный англичан под белым флагом принес пакет, адресованный «гусарскому офицеру, который разрубил лису». Внутри пакета я обнаружил злополучную лисицу. В пакете также находилась записка – очень короткая, но сердечная на английский манер. В записке говорилось, что если я убил лису, то теперь обязан ее съесть. Бедняги искренне желали продемонстрировать уважение к победителю, но не подозревали, что поедание лисиц противоречит французскому обычаю. Француз не мог уступить англичанам в галантности. Я отправил трофей обратно и умолял англичан употребить лисицу как основное блюдо на завтрак.
Вот с какими благородными врагами пришлось нам иметь дело во время войны.
Вернувшись с задания, я доставил в штаб план расположения английских частей и предоставил его Массена этим же вечером. Я надеялся, что вскоре последует приказ атаковать, но к этому времени наши генералы перегрызлись между собой, как собаки. Ней ненавидел Массена. Массена терпеть не мог Жюно, а Сульт ненавидел их всех. По этой причине ничего не делалось. Продовольствия в округе становилось все меньше, а наша прекрасная кавалерия испытывала острую нехватку фуража. К концу зимы мы полностью опустошили страну. Партии фуражиров рыскали по окрестностям все дальше и дальше, но возвращались ни с чем. Сейчас даже самые отчаянные храбрецы понимали, что пришло время отступать. Я сам нехотя признал это.
Но отступление оказалось нелегким делом. Не только потому, что солдаты ослабели из-за долгого отсутствия продовольствия, а еще и потому, что врага поощряло наше бездействие. Мы не очень опасались Веллингтона. Он был отважным и предусмотрительным полководцем, но абсолютно лишенным инициативы. Кроме того, в этой опустошенной стране он не мог преследовать нас слишком быстро. Но на флангах и в тылу наших войск скопилось невероятное количество португальских ополченцев, вооруженных крестьян и прочих партизан. Эти вояки держались от нас на почтительном расстоянии в течение всей зимы. Но сейчас, когда наши лошади пали, партизаны кружились словно мухи над нашим лагерем. Жизнь солдата, попавшего к ним в руки, стоила не больше су. Я могу назвать не менее дюжины приятелей-офицеров, которые погибли от рук партизан. Счастливчиками оказались те, которые получили пулю в сердце или голову из-за ближайшей скалы и умерли мгновенно. Смерть многих была настолько мучительной, что нам запрещалось сообщать подробности родственникам. Подобные трагедии случались довольно часто и так живо трогали воображение, что стало невероятно трудно заставить людей покинуть лагерь.