Подводная экспедиция
Шрифт:
Для меня это было по-своему нелегкое время. Академия жила по принципам «боевого товарищества». У нас : было заведено, что соседи по комнате помогают друг другу в учебе, подстраховывают друг друга на тренировках, всегда знают, где друг друга искать. Если бы Боба Эскова вычеркнули из состава курсантов академии, у меня появился бы другой сосед по комнате – скорее всего, тоже курсант, напарника которого отчислили; но Эсков находился в больнице, и поэтому его место оставалось ; незанятым.
Я не могу сказать, что я слишком сильно страдал от одиночества. Даже в эти дни время не текло, а летело сверхнапряженное расписание оставляло нам слишком мало
Письма всегда приходили непредсказуемо. Бывали месяцы, когда дядя ни разу не давал о себе знать, потом вдруг начинал писать ежедневно. Твердые желтоватые листы, исписанные красными чернилами… Рассказы иногда короткие, иногда чрезвычайно длинные… Чтение этих писем было для меня равнозначно путешествиям в Маринию, благодаря им я как будто воочию видел пейзажи и чудеса подводного мира – мира, который, как я надеялся, предстояло освоить и мне. Читая дядины письма, я всегда представлял его себе – высокого, коричневого от загара (из-за ультрафиолетового излучения тройоновых ламп дневного света), с красновато-бронзовой бородой. Я почти наяву слышал его мягкий, шепчущий голос, рассказывающий о чудесах подводного мира.
Города, построенные на дне моря, были так же реальны для меня, как выжженный солнцем двор академии, который я каждый день рассматривал из моего окна. Тетис, Нереус, Севен-Доум, Блэк-Кэмп и многие-многие другие лежали на тихоокеанском дне под надежной крышей из иденита. Сейчас дядя Стюарт работал над несколькими очень важными проектами. За те годы, которые прошли после нашей первой встречи, я узнал о некоторых из них – конечно, не из писем, в них дядя рассказывал мне о моей будущей жизни в Маринии и очень редко вспоминал о себе самом. О проектах я узнал из книг и журналов, которые читал. Я знал, что он занимается бурением трехкилометровых нефтяных скважин в морском дне, что он обнаружил залежи платины в районе подводного хребта под названием Горы Тьмы. Название объяснялось просто: в отличие от большинства подводных хребтов, эти горы не были покрыты фосфоресцирующими организмами. Знал я о сотнях предприятий, учредителем которых он являлся, – предприятия располагались по всему тихоокеанскому дну, от впадины Кермадек до Тускароры.
Если бы я не был увлечен картинами подводного мира, в голову мне могло прийти довольно много вопросов. Нефть, платина, руды других металлов, останки редких глубоководных обитателей, из которых можно делать чудодейственные лекарства, вознаграждение за изобретение иденита (я не знал, что он так и не удосужился получить причитающиеся ему деньги)… Мой дядя давным-давно мог стать мультимиллионером. Но он никогда не придавал значения презренному злату и никогда не выглядел богатым человеком.
Точно так же дядя никогда не упоминал имени Хэллэма Сперри, отца моего командира по академии.
Мне казалось, что эти вещи никоим образом не связаны между собой, и я даже не подозревал, что за связь здесь скрывается.
Точно так же не понимал, как много значит для меня Боб Эсков, до тех пор, пока он не пропал. Я регулярно получал его письма из больницы и все же не мог скрыть радостного удивления, когда утром, идя из столовой, услышал от одного из сокурсников, что Боб вернулся.
Забыв обо всем на свете, я вбежал в наше общежитие Флетчер-Холл, впрыгнул в кабину лифта и, радостно улыбаясь, нажал кнопку своего этажа.
Но, наверное, мне надо было не забывать кое о чем.
– Мис-тер салага! – прокаркал рядом со мной знакомый голос.
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Конечно, это был курсант-капитан Брэнд Сперри. Он стоял в лифте в своей излюбленной позе, уперев руки в бока. Створки дверей лифта начали смыкаться, и я поспешно нажал кнопку «стоп».
– А ну-ка, смир-рно! – Голос Сперри щелкнул как удар бича.
– Есть, сэр! – вытягиваясь, ответил я.
– В академии существует приказ о внутреннем распорядке, курсант Иден, – мерзко улыбаясь, сказал Сперри. – У вас была возможность ознакомиться с ним?
– Да, сэр. – Я уже знал, что меня ожидает.
– Неужели? – На его лице появилось притворное удивление, он покачал головой. – Тогда я не могу понять, мистер Иден. Из приказа на доске, которую я вижу даже отсюда, следует, что с шести ноль-ноль сегодняшнего дня и вплоть до отменяющего распоряжения пользование лифтами запрещается. Это приказ высшего начальства, мистер Иден, направленный на экономию электроэнергии. Или вы не знаете, что мы живем в эпоху энергетического кризиса? Уран на исходе, курсант Иден, а вы не бережете электроэнергию. Вы хоть понимаете это?
– Да, сэр.
Наказание было не слишком суровым: вместо послеобеденного отдыха стоять по стойке «смирно» перед доской приказов и заучивать наизусть распорядок дня. Причиной всего этого было то, что кадет Сперри оказался рядом в ту минуту, когда мой однокурсник сообщил радостную весть о возвращении Эскова. Сперри знал, куда я спешу и почему я так рассеян.
Он знал и все-таки не упустил возможности наказать меня из-за маленькой и вполне извинимой провинности. Честное слово, жить по правилам, установленным Брэндом Сперри, мне становилось невмоготу!
Конечно, через пять минут, встретившись с Эсковом, я забыл обо всем на свете.
Сияя от радости, я стиснул руку товарища.
– Боб! Я ведь уже не надеялся, что когда-нибудь снова увижу тебя!
Боб невесело улыбнулся.
– Может получиться так, что ты будешь смотреть на меня совсем недолго. Мне дали испытательный срок.
– Испытательный срок?..
– Может быть, это и справедливо… – Он пожал плечами. – Расскажу тебе, как все случилось.
На учениях, когда мы начали прорываться через заслон «обороны», я плыл как раз за тобой. Я помню, как я выключил свой фонарь. После этого я ни за что на свете не мог бы сказать, куда я плыву – вверх, вниз, в сторону? А потом… – Он на мгновение задумался и покачал головой. – А потом что-то случилось, Джим. Честно тебе скажу, я до сих пор не знаю что. Врач сказал, что всему виной моя повышенная чувствительность к перепадам давления, из-за которой я потерял сознание, – может быть, и так. Все, что я помню – мой рассудок затуманился, перед глазами встала чернота, хотя чернота перед глазами была и до этого и я ничего не мог увидеть. Понимаешь, это трудно объяснить. А потом… – Эсков развел руками. – Потом я уже лежал на палубе небольшой рыболовной шхуны. Они вытащили меня своей сетью.
– Но извини, Боб… – не выдержал я.
– Я знаю, – кивнул он. – Я пробыл в воде очень долго. Мне потом сказали, что у меня уже не осталось кислорода. Но я был жив. На шхуне не было радиостанции, а ее команда не хотела менять курс и доставлять меня в академию. Поэтому они приплыли со мной в свой родной порт. Оттуда связались с академией. В порт прибыл дежурный медицинский офицер с подводной базы и забрал меня в госпиталь.
– Но все-таки, из-за чего ты отключился? Он невесело посмотрел на меня.