Подводная лодка
Шрифт:
«190,» — доложил Стармех, «200–210…»
И еще глубже.
В моей голове отдавалась эхом цифра: 210!
У меня остановилось дыхание. Звук раздираемого металла мог теперь донестись в любой момент — и затем зеленый потоп.
Где в первую очередь?
Вся лодка скрипела и стонала. Донесся резкий треск, подобный выстрелу из пистолета, затем приглушенный вой, который пронзал меня насквозь снова и снова.
Вой становился все пронзительнее, пока он не стал напоминать визг циркулярной пилы, вращающейся на полных оборотах.
Еще один резкий щелчок, и еще треск и стоны.
«260 и все еще падаем,» — выкрикнул незнакомый голос. Я вдруг понял, что карабкаюсь вверх по стоящей дыбом палубе. Мои ноги скользили. Мне удалось зацепиться за тросик подъема поискового перископа, который болезненно врезался мне в ладонь.
Стальные ленты опоясали мою грудь.
Стрелка почти перешла отметку 270 метров. Еще один удар хлыста. Должно быть, это отрываются головки заклепок. Никакие заклепки или сварные соединения не смогут противостоять такому давлению.
Чей-то голос нараспев произносил: «О да, хотя я шествую по долине призраков смерти…» Викарий? Фигуры заполнили центральный пост, двигаясь наощупь и невнятно разговаривая в полумраке.
Неожиданный удар выбил палубу из-под моих ног. Я покатился по палубе и врезался в фигуру в кожаной куртке. Мои руки ухватились за неясно различимое лицо. Многоголосый крик донесся от носовой переборки. Как эхо, другие крики прозвучали из кормы. Плиты настила палубы задребезжали и залязгали, подпрыгивая на своих местах. Донесся продолжительный звон стекла, как будто падала рождественская елка. Корпус задрожал от второго ужасного удара, и снова удар. Через мгновение мое тело было разрезано пополам резким скрипом. Подлодка безумно задрожала и раздалась серия глухих ударов, как будто мы врезались в каменистое дно. Снаружи донесся хриплый трубный рев какого-то доисторического чудовища, визг тысячи свиней, еще два удара в огромный гонг — и затем, совершенно неожиданно, сумятица утихла. Все, что осталось — это был высокий поющий звук.
«Вот мы и приехали». Слова были произнесены очень отчетливо, но голос, казалось, доносился из-за закрытой двери. Он принадлежал Командиру.
Оставался освещенный фонариками полумрак. Я удивлялся — почему никто не включил аварийное освещение. Мои уши отметили булькающий звук. Льяла? Вода, поступающая снаружи, не булькала бы так.
Я пытался различить и определить, откуда доносились различные звуки: крики, шепоты, бормотание, голоса на грани паники.
«Доклады о повреждениях!» — услышал я слова Командира. Властным голосом через мгновение: «Мне нужны точные доклады о повреждениях!»
Наконец свет — в какой-то степени. Что делали здесь все эти люди? Я резко моргнул, сузил глаза до щелочек и попытался проникнуть ими через полутьму. Крики и разрозненные слова посягали на мое сознание. Большинство криков доносилось с кормы.
Мой взор попеременно притягивался к двум лицам, Командира и Стармеха. Я улавливал фрагменты докладов о повреждениях, иногда целые предложения, иногда разрозненные слова. Люди спешили в корму с широко раскрытыми от ужаса глазами. Один из них натолкнулся с разбега на меня и почти сшиб меня с ног.
Пригоршня песка… Кто сказал это? Командир, естественно. «Наконец-то под нашим килем пригоршня песка».
Я старался понять, что же случилось. Наверху, на поверхности, было темно — не на сто процентов темно, положим, но и не залито лунным светом. Ни один летчик не смог бы обнаружить нас в этом сумраке. Бомбить подводную лодку ночью? Это было нереальным предположением. Возможно, это все-таки был артиллерийский снаряд. Корабельная пушка, береговая батарея? Но Старик прокричал что-то про самолет. И что это был за быстро нараставший звук непосредственно перед взрывом?
Стармех носился туда-сюда, выкрикивая приказания.
И что дальше? «Вот мы и приехали!» Дно, покрытое гравием, прочный корпус… У нас было столько же брони, сколько его у протухшего яйца. Сумасшедший визг, трамвай, поворачивающий за угол… Было очевидно: мы врезались на полном ходу в наклоненном положении в скалистое дно. Оба мотора работали на полный ход и носом вниз. Подумать только, лодка выжила, хотя ее стальная шкура уже была сжата до точки разрушения. А затем это столкновение, удар, толчок…
Трое или четверо все еще лежали распростертыми на палубе. Темная грузная фигура Командира маячила под боевой рубкой, держась одной рукой за трап.
Я услышал ясно и чисто поверх смешанных выкриков команд настойчивый голос Викария:
Прекрасен будет день тот, Когда, освободившись от всех грехов, Мы последуем, ведомые рукой Иисуса, В Обетованную землю Ханаана…Больше он ничего не смог пропеть. Вспыхнул луч фонарика, и старшина центрального поста утихомирил его ужасным ударом тыльной стороной руки по рту. Прозвучал треск, как будто его передние зубы были выбиты внутрь. Сквозь дымку я увидел, что из его рта потекла кровь. Глаза его были расширены от изумления.
Малейшее движение причиняло мне боль. Должно быть, я ударился обо что-то плечом, и еще голенью. Каждый раз, когда я шевелился, казалось что я с усилием карабкаюсь сквозь грязь.
В моем сознании обрисовался поперечный разрез пролива. Слева Гибралтар, справа побережье Северной Африки. Опускаясь ступенями к центру — морское дно. Посредине между самой глубокой точкой и африканским берегом — наш крохотный стальной цилиндр.
Старик был просто сумасшедшим псом. Неужели он надеялся, рассудку вопреки, что британцы потеряют бдительность? Осознавал ли он размеры их оборонительной системы? И вот он стоит тут в своей потрепанной фуражке, лихо сдвинутой набекрень, все еще держась одной рукой за трап, который ведет в никуда.
Рот старшего помощника был открыт. Его лицо было одним сплошным жутким вопросом.
А где же Стармех, подумал я. Казалось, что он просто исчез.
«Гидрофон вышел из строя!» Это был Германн.
Рулевые-горизонтальщики все еще сидели за своими бесполезными органами управления.
Я впервые осознал наличие резкого шипящего звука, доносившегося с носа подлодки. Неужели в носовой отсек тоже поступает вода? Похоже, что прочный корпус выдержал, иначе игра была бы уже окончена.
Мы погрузились в воду, как камень. Один Бог знал, почему U-A не сломала свой хребет, ударившись столь сильно о дно на сумасшедшей глубине, на которую она никогда не проектировалась. Ее стойкость возбудила во мне нечто вроде уважения. Тонкая сталь, но высочайшего качества — и великолепно сделана.