Подводные лодки
Шрифт:
Адмирал ненавидел нетворческих людей и сержантов, курсантов военно-морских училищ, которые стояли во главе Бригады курсантов академии. Но больше всего ему не нравилось видеть падение профессионального уровня кадров. Если он встречал таких людей, он настаивал на том, чтобы их посылали на обучение и докладывали ему о результатах каждую неделю. Курсанты старших курсов были вынуждены заниматься 40, 50, 60 часов в неделю вдобавок к их основной программе, занятиям спортом и профессиональным упражнениям. Не хотел бы я оказаться на
Один курсант увлекался поэзией. Риковер спросил его, считает ли тот себя творческой личностью. Почувствовав, что его прижали к стенке, он ответил, что считает себя творческой натурой. Риковер попросил его встать на стул и придумать творческое стихотворение про их собеседование. После того, как молодой человек придумал какую-то бессмыслицу, Риковер пригласил одну из своих помощниц, которая была беременна, и проревел: «Смотри, вот это я называю творчеством!»
Однажды адмиралом был вызван скромный молодой курсант. В отчете говорилось, что тот был очень застенчивым и пугливым. Риковер поднял глаза на него и спокойно сказал: «Ладно, у тебя есть 30 секунд, чтобы разозлить меня». Курсант был в состоянии паники. Он обвёл взглядом кабинет Риковера в поисках чего-нибудь такого, что бы могло разозлить адмирала. Он надеялся найти семейную фотографию адмирала и сказать что-нибудь грубое о людях, изображенных на ней. Но в случае с Риковером это могло выйти ему боком. Раздражительный адмирал мог как накричать на него, так и согласиться с курсантом.
В отчаянии и не имея особого выбора, юнец увидел блестящую модель «Наутилуса», первой атомной подлодки. Он подбежал к ней, схватил и подбросил над головой. Макет вдребезги разбился, ударившись о письменный стол адмирала. Обломки разлетелись по всему кабинету. Один из осколков попал адмиралу в руку. Риковер побелел от злости. Глаза курсанта расширились от ужаса — что он наделал?
Адмирал встал из-за стола и закричал: «Пошёл вон! Вон из моего кабинета! Сейчас же!»
Курсант побежал к двери, но не смог её сразу открыть. Наконец ему это удалось. Он уже собирался выбежать из кабинета и оказаться в безопасности, когда адмирал вскрикнул: «Стоять! Замри на месте!»
Когда курсант повиновался приказу, адмирал сказал мягко: «Хорошо, сынок. Ты настоящий мужчина. Ты принят».
Курсант моргнул, не веря в свою удачу. И когда ему показалось, что всё в порядке, Риковер вскричал: «Ты что, оглох? Я сказал, чтобы ты убирался ко всем чертям из моего кабинета! Быстро!»
На очередное собеседование к адмиралу пришли двое курсантов с одинаковыми оценками и специализацией, они оба годились для службы на атомной подлодке. У обоих кандидатов были невесты, и они должны были жениться в
Когда первый курсант вошёл в кабинет Риковера, тот сообщил ему, что его оценки говорят о том, что он не сможет пройти требуемую программу обучения, уделяя время и энергию своей жене. Риковер сказал, чтобы курсант связался по телефону со своей невестой и сказал ей, что их свадьба откладывается на один год.
Повинуясь, молодой человек набрал номер и объяснил своей расстроенной невесте, что адмирал настоял на том, чтобы он отложил свадьбу на полтора года. Затем Риковер отослал кандидата в комнату ожидания и пригласил второго.
Опять Риковер произнёс речь о том, сколько усилий требует служба, и сказал, что курсанту придется отложить свадьбу до окончания программы. Курсант позвонил своей невесте и сказал: «Любимая, я передумал: вместо службы на атомной подлодке я решил пойти в авиацию ВМС. Нас отправляют на учения и Пенсаколу после нашей свадьбы. Поговорим позже».
Курсант повесил трубку и покинул комнату, повернувшись спиной к адмиралу.
Адмирал взял на службу второго курсанта и отказал первому, потому что характер для Риковера был превыше всего.
Будучи среди первых студентов в Морской академии, я подал заявку на курсы подготовки моряков-подводников, что являлось необходимым условием для того, чтобы стать офицером на подлодке. Первая остановка была в отделении «Морские реакторы». Это было похоже на аудиенцию у Папы Римского. Даже больше — это было похоже на встречу с господом Богом.
Я так волновался, когда входил в кабинет Риковера, что едва мог говорить. Адмирал пробурчал что-то. «Прошу прощения, сэр?» — произнёс я.
«Почему? — взревел Риковер. — Разве ты сделал что-то не так?» Риковер смотрел на мой аттестат, лежавший перед ним на столе. «Итак, ты собираешься продолжать учиться так же прилежно до конца обучения?»
«Да, сэр», — уверенно ответил я. Я был первым в классе — по крайней мере, по оценкам — с самого первого года обучения, хотя мои оценки по поведению были не особо высокими и мне только что запретили появляться где-либо, кроме Бэнкрофт холла, потому что я припарковал свою машину на месте командующего курсантами.
Я надеялся, что адмирал не обратит на это внимание.
«ДиМеркурио… ДиМеркурио, — задумчиво произнес Риковер, — почти что Меркуцио из пьесы Шекспира. Ты много читал Шекспира?»
«Ну, вообще-то нет, сэр, — ответил я. — Так, несколько пьес в колледже».
«Что? Ты называешь себя инженером, когда ты едва знаком с творчеством Шекспира? Ты называешь себя человеком с широким кругозором? Ты считаешь себя взрослым, чёрт побери?»
«Ну, я, могу это исправить, сэр». Что ещё я мог сказать?