Подземелье смерти (=Конан и Бог-Паук)
Шрифт:
— Что это? — полюбопытствовал он. — Наверное, приправа?
— Да, замечательная приправа из дальних земель. У тебя найдется мешковина, чтобы завернуть мясо?
Когда кусок говядины был завернут в мешковину, Конан вернулся в залу, неся сверток на плече.
— Когда ты собираешься это сделать? — шепотом спросил у него Парвез.
— Сегодня ночью. Медлить нельзя: жрецы уже подозревают меня. Как мне убедить госпожу, что я не новый похититель?
— Возьми вот это, — сказал Парвез, снимая с пальца перстень с печатью и передавая его Конану. — Лучшего доказательства не найти.
Конан
Луна, едва на ущербе, лила свой серебряный свет сквозь разрывы в облаках. Она еще не достигла зенита, когда Конан, неслышно передвигаясь по пустынной улице, подошел к стене, за которой помещался Кирмизи. Остановившись, Конан крепко стиснул огромный кусок говядины обеими руками и, дважды крутанув его над головой, рывком забросил за стену. Приманка упала с тяжелым влажным шлепком. Тигр с рычанием поднялся, и вскоре по урчанью и чавканью киммериец понял, что зверь наслаждается нежданным поздним ужином.
Конан ждал, присев на корточках за выступом стены, чтобы скрыться от предательского лунного света. Со спокойствием охотника в дикой пустыне он дожидался, не двигаясь и почти не дыша, пока луна уйдет по своей пересекаемой облаками тропе к западному краю неба.
Услышав мощный сиплый зевок, Конан разулся и, не снимая перевязи, закинул меч за спину. Размотав веревку, он закинул крюк на стену и взобрался наверх.
Какое-то время внизу ничего нельзя было различить, потому что тень от огромного облака надвинулась на храм и прилегающие к нему улицы, Но вот луна выглянула вновь, и Конан увидел тигра, который мирно спал, положив голову на лапы. Взглянув в очистившееся небо, киммериец с неудовольствием вспомнил ту ночь, когда он взобрался по плющу к окну Наркии. Благоприятно ли для него расположение светил сегодня ночью?
Конан тихо присвистнул и подождал. Тигр не пошевельнулся, и Конан снял крюк со стены. Повиснув на руках, он спрыгнул; зверь продолжал спать.
Конан осторожно оглядел загон. Тигр лежал неподвижно, только бока вздымались и опускались. Черные полоски были видны отчетливо, тогда как оранжевый мех меж ними отливал мутным серебром в призрачном лунном свете.
Над спящим зверем поднималась узкая полоса каменной кладки, разделявшей два примыкавшие к ней крыла храма. На уровне земли находилась железная дверь, через которую, по-видимому, входил и выходил служитель, кормивший тигра. А прямо над воротами находилось окно комнаты, где помещалась Джамиля; ставни были распахнуты, чтобы теплый летний ветер мог проникать вовнутрь; оконный проем темным прямоугольником выделялся на фоне мерцавших под луной мраморных плит: свет в комнате был погашен.
Скользящей тенью Конан прокрался мимо спящего тигра к внутренней стене. Вновь размотав веревку, он раскрутил над головой трехконечный крюк и швырнул его, метя в темный оконный проем. Крюк стукнулся о стену с металлическим лязгом, необыкновенно громким в ночной тишине, и упал на землю. Вторая попытка тоже оказалась неудачной.
Сматывая веревку перед третьей попыткой, Конан проклинал себя за то, что не догадался потренироваться, прежде чем приступить к делу. С третьей
Перебирая веревку руками, Конан полез наверх; мускулы его вздувались, напрягаясь, как у питона. Перевалившись через подоконник, с легким шлепком босых ног о каменные плиты, он встал на непокрытый ковром пол.
Странствующая луна бросала наискось в окно серебряные стрелы, расплывавшиеся продолговатыми пятнами на шелковых занавесках. Бледный свет вырисовывал ложе с покоящейся на нем хрупкой фигуркой. Ночь была теплой, и спящая сбросила с себя одеяло; длинные черные волосы, разметавшись вокруг опаловых плеч, не закрывали от света луны ее роскошные груди.
Конан скользнул к кровати и прошептал:
— Госпожа Джамиля!
Красавица не шелохнулась. Тогда киммериец легонько потряс ее за нежное покатое плечо. Джамиля медленно открыла глаза. И вдруг ресницы ее затрепетали, она тихо ахнула. Конан широкой ладонью зажал ей рот, и потому вместо крика вышел слабый стон.
— Тсс, госпожа! — прошипел он. — Я пришел освободить тебя.
Он отнял ладонь от ее губ, но не убрал руку совсем, на случай если Джамиля вздумает звать на помощь.
— Кто… кто ты? — прошептала Джамиля.
— Зови меня Ниал, — пробурчал Конан. — Я здесь по поручению господина Парвеза, посла короля Йилдиза. Посол ждет поблизости.
— Как ты докажешь, что это правда?
Конан снял перстень с печатью и передал его женщине.
— Вот это посол велел показать тебе. Здесь слишком темно, чтобы увидеть печать, но ты можешь нащупать ее большим пальцем.
Джамиля погладила кольцо.
— Как ты вошел сюда?
— Через окно.
— А тигр?
— Кирмизи спит со снотворным в брюхе. Идем! Ты должна довериться мне, если не хочешь оставаться здесь пленницей.
Джамиля, вдруг вспомнив, что она обнажена, потянулась за одеялом.
— Я не могу встать, пока ты на меня смотришь! Отвернись хотя бы.
— Вот они, женщины! — с отвращением прошипел Конан. — Наша жизнь висит на волоске, время ли соблюдать церемонии!
Все же он отошел к окну и повернулся спиной, напряженно прислушиваясь, не решится ли Джамиля в порыве страха и недоверия ударить его кинжалом в спину. Однако было слышно только шуршание надеваемых в спешке дорогих шелковых одежд.
— Ты можешь повернуться, достопочтенный Ниал, — прошептала наконец Джамиля. — Что теперь?
Конан втащил веревку; когда она четкими кольцами легла на полу, киммериец на свободном конце завязал большую петлю и опустил ее за окно.
— Погоди, — сказал он. — Есть у тебя еще подходящий плащ, кроме этих вычурных одеяний? Если тебя увидят в таком виде на улице…
— Понимаю.
Джамиля подошла к сундуку и достала оттуда черную бархатную накидку с капюшоном. Кован, свернув накидку, бросил ее вниз, стараясь не попасть в спящего тигра.
— Подойди сюда, — сказал он. — Сядь на подоконник, и я поддержу тебя, пока ты не упрешься ногами в петлю. Не смотри вниз, но держись за мою руку, пока не почувствуешь под собой веревку. Готово! А теперь держись за веревку обеими руками.