Подземка
Шрифт:
Когда я сошел на своей станции, земля так же качалась у меня под ногами. Точно помню, что на фирму я пришел, немного опоздав, — в десять минут десятого. Но там никто еще не приступил к работе. Какая там работа, все смотрели телевизор: в метро произошло ужасное; говорят, что, видимо, зарин. Значит, я тоже надышался — и я скорее поехал на такси в ближайшую больницу, «Канто Хэйсин», что на Готанде. Меня сопровождала одна сотрудница компании.
В больнице я провел одну ночь. По правде говоря, больницу совсем не помню — по крайней мере, все, что было до следующего утра. Похоже, временами я терял сознание, и все время спал. Помню, врач сказал, что пульс у меня 50 ударов в минуту, что чрезвычайно
Наутро головная боль у меня прошла, но со зрением было что-то странное… Ту неделю я приходил в себя дома, а в субботу вновь вышел на работу.
Мое зрение после этого значительно ухудшилось. Медицинский осмотр показал, что если раньше зрение было 1, 2 или 1, 5, то сейчас — только 0, 6. Чувствовал, что я не смогу водить машину. По роду работы я должен пользоваться компьютером, и глаза быстро уставали. Но сам я не уставал. Только зрение подводило.
Чем-то пахнет? Какой-то гнилью?
Фирма «Печатные материалы», где работает Утиноми-сан, расположена в промышленной зоне типографий перед железнодорожной станцией Энсэн линии Кэйё. На станции даже висит вывеска «Город печатников». Земля этой зоны недавно была отвоевана от моря, и здесь сосредоточились фирмы, имеющие отношение к типографскому делу. Я до сих пор не имел понятия, что есть такие специфические промышленные зоны.
Когда сходишь с поезда, открывающийся вид отличается от любого города — да это и не город в прямом смысле. Здесь нет магазинов, столовых, автобусных остановок. Только на углах стоят автоматы по продаже напитков. Людей почти не видно. В воздухе висит характерный запах типографской краски. Какое-то удивительное место. Когда стоишь там, даже приходит ощущение, что окружающая действительность нереальна. Конечно, это просто вопрос привыкания. Если к этому привыкнуть, экзотика превращается в обычную и скучную повседневность.
Г-ну Утиноми уже минуло шестьдесят, но внешне он выглядит значительно моложе. Стройный. «Сколько бы я ни ел, все равно не толстею» — говорит он. Его движения и манера говорить выглядят экономными. Как и большинство худых людей небольшого роста, он произвел на меня впечатление энергичного, независимого и несколько упрямого человека.
В юности увлекался бегом на 10 000 метров и, учась в средней школе, стал победителем соревнований на эту дистанцию в городе Ономити префектуры Хиросима. Сейчас не бегает, но собирается понемногу начать вновь, чтобы не проиграть в борьбе с последствиями заринового отравления. И он хочет убедиться, что в его организме не остаюсь следов заболевания.
Беседа с ним продолжалась почти полтора часа во время перерыва на обед в приемной его фирмы. Он твердо и ясно выразил свой гнев по отношению к преступлению «Аум».
Короче говоря, фирмы, занимающиеся типографской деятельностью, постепенно покидают центр города. Крупные типографии переезжают не только сюда, но и в префектуру Сайтама, где я живу. Наш участок — это осушенная часть морского дна. Городские власти, видимо, с самого начала планировали создать здесь промышленную зону, и типографские фирмы сюда, можно сказать, коллективно переехали.
Нет, это особо не связано со стремительным ростом цен на землю. В типографиях используется крупное оборудование,
Моя фирма, помимо изготовления печатных бланков и форм, может выполнять любые заказы. Но главная ее продукция — печатные формы. Однако во всем типографском деле сейчас происходит что-то вроде технической революции. В последнее время оборудование значительно улучшилось, и типографским машинам уже с самого начала прилагаются все необходимые материалы. Поэтому продукция нашей фирмы не так востребована.
Кроме того, еще до начала «мыльного пузыря» уменьшился приток молодых людей в нашу отрасль. Что ни говори, работа у нас неброская и не является особо привлекательной.
Наша фирма была создана в 1946 году, и я в ней работаю с 1961 года — уже, не много не мало, 35 лет. Родился я в Хиросиме и по совету знакомого поступил в эту фирму, переехав в Токио. До этого я помогал в работе семье старшей сестры: они занимались оптовой торговлей продовольственными товарами. Но я был молодой, и мне хотелось переехать в Токио.
В то время фирма находилась в квартале Сото-Канда района Тиёда вблизи универмага «Мацудзакая», что в Уэно. Почти год жил на третьем этаже здания фирмы, а затем переехал в общежитие фирмы в город Итикава префектуры Тиба, где прожил шесть лет. В 32 года я женился, и затем, кажется в 1973 году, в городе N префектуры Сайтама построил собственный дом, в котором и живу до сих пор. У меня двое детей.
На фирме в 60 лет выходят на пенсию, но поскольку я все время занимался вопросами управления производством, то и теперь продолжаю работать — перешел в отдел рассылки готовой продукции в регионы и закупки исходных материалов. Я более 30 лет занимался материальной базой фирмы, и эта область мне хорошо знакома.
Из дома до станции Сока я обычно хожу 15 минут пешком, а там сажусь на поезд линии Тобу-Исэдзаки. На Кита-Сэндзю делаю пересадку на линию Хибия и еду до Хаттёбори, где опять делаю пересадку уже на линию Кэйё. От Кита-Сэндзю до Хаттёбори поезд идёт 22-23 минуты, но вагоны настолько набиты, особенно утром, что невозможно даже пошевелиться. Поэтому чтобы занять сидячее место, я жду поезда, который не проходной, а отправляется от Кита-Сэндзю. Однако, для этого приходится пропустить пять или шесть поездов, и за время, пока ждешь, можно уже доехать до Хаттёбори, сев на первый же поезд. Но как подумаешь о давке в вагоне, значительно приятнее стоять и ждать на платформе, хоть и уходит больше времени.
Когда поезд, на котором я ехал, уже подходил к станции Кодэмматё, по внутреннему радио передали, что на следующей за Хаттёбори станции Цукидзи произошел взрыв. Когда поезд подошел к платформе Кодэмматё, открылись двери, и было непонятно, останется он стоять здесь с открытыми дверями или отправится дальше. Поэтому я стал ждать следующих сообщений. Если он дальше не пойдет, нужно идти пешком или где-то делать пересадку.
Когда двери на Кодэмматё открылись, в вагоне появился запах — запах зарина. Однако что это был за запах, я и сейчас не могу объяснить. После инцидента меня часто спрашивали, каким он был, но я так и не смог описать. В больнице я беседовал с еще одной жертвой зарина, так он сказал, что было похоже на запах растворенной пастели. Могу только сказать, что ни зловонным, ни возбуждающим этот запах тоже не был. Какой-то мягкий запах. И особенно неприятным не был. Просто какой-то мягкий.