Подземный меридиан
Шрифт:
Подошел к столу, решительно нажал кнопку звонка.
Каиров вошел бодро и поле кабинета пересекал с достоинством дипломата: развернув плечи и чуть склонив набок голову. Он был одет в строгий черный костюм и чисто, до синевы выбрит.
«А любопытно, как они устроены, люди, подобные Каирову?» — думал секретарь, встречая учёного холодно, не вставая ему навстречу и не подавая руки, а лишь показывая взглядом на кресло и говоря: — Садитесь, пожалуйста.
Борис Фомич степенно, по-стариковски опустился в кресло и тотчас же заговорил:
— В газете напечатан фельетон...
— Знаю. Читал.
Каиров кинул на секретаря беглый взгляд и как-то криво, нехорошо улыбнулся:
— Меня так разрисовали... Впору в тюрьму сажать.
Борис Фомич снова улыбнулся. Достал платок, стал вытирать вспотевшие ладони. Ждал со стороны секретаря какого-то участия, понимания, но тот бесстрастно смотрел в глаза Каирову и ничего не говорил.
— Вы, кажется, верите всему, что там написано?— продолжал Каиров.— Но это не так. Я прошу защитить честное имя коммуниста.
— Чем вы можете подтвердить свое авторство?
— Как чем! — воскликнул Каиров.— Книга написана, книга издана... В институте вам скажет каждый.
— Пока нам известно одно: книгу писал Самарин. А вот как на её титульном листе очутилась ваша фамилия, нам неясно. Будем выяснять на бюро обкома.
— Вы слишком ответственный человек, чтобы говорить так...
— Безответственно, хотите сказать?.. Но как же я должен говорить, если мне доподлинно известно, кто писал книгу.
Секретарь достал из стола книгу и рукопись. Раскрыл перед Каировым то и другое.
— Вот посмотрите: тексты совпадают... За редким исключением.
Каиров привстал с кресла и увидел рукопись Самарина — ту самую, которую хранил в своем сейфе. Доступ к ней имел один Папиашвили. «Выкрал и отдал газетчикам! — обожгла его мысль.— Зачем?.. Чего ради?..» Он хотел что-то сказать секретарю обкома, посмотреть ему в глаза, но ни то, ни другое не смог сделать. Мысленно повторял слова: «...будем выяснять на бюро обкома. Но что это значит?.. Персональное дело!.. Конец!.. Исключат из партии...»
— А вот письмо вашей сотрудницы Гривы,— сказал секретарь.— Она тут подробно и честно описала всю вашу механику...
Каиров краем глаза видел лежащий на столе конверт и даже различал почерк Гривы, но головы не повернул. Он чувствовал на себе взгляд секретаря обкома — все тот же бесстрастный и торжествующий. Хотелось бросить ему в лицо какие-то слова — одной короткой фразой все опровергнуть, отвести от себя тяжкое обвинение, но слова такие на ум не шли. И тогда Каиров открыл портфель, дрожащими, деревянными пальцами извлек на стол листки с указаниями американских газет, в которых опубликованы «художества Самарина», металлический стаканчик с кинопленкой о «похождениях в Москве». Каиров все это выложил на край стола, а затем все той же деревянной, подрагивающей рукой подвинул к секретарю.
— Что это? — спросил секретарь.
— А вы посмотрите! Тут ваш Самарин голенький, каков он есть. Вы тогда увидите, кого защищает газета — орган областного комитета партии.
Секретарь бегло просмотрел листки, потом достал из стаканчика проявленную киноленту и взглянул на свет. Увидев двух молодых людей, стоящих на балконе, он слегка вздрогнул и отстранил ленту, как что-то грязное и вонючее. Ладонью подгреб к Каирову «вещественные доказательства», вежливо, но сухо и как будто бы даже враждебно проговорил:
— Здесь вам не прокуратура! А что касается материалов о Самарине и... своих личных наблюдений... вы доложите устно на бюро обкома. У вас на это есть право.— И поднялся, дав понять, что разговор окончен.
Поднялся и Каиров.
— До свидания,— сказал он чужим голосом и вышел из кабинета и, когда в приемной проходил мимо девушки-секретаря, повторил: — До свидания.
В голове Каирова шумело, а перед глазами стоял зыбкий туман.
Заседала коллегия Министерства угольной промышленности республики. Из-за трибуны в полупустом зале раздавался бесстрастный голос докладчика:
— Топливный комитет не утвердил проект автоматизации новых шахт. В нем много ручного труда, не предусмотрена автоматизация выемки угля на крутых пластах.
Сидящий в конце длинного П-образного стола министр перебил оратора:
— Вот, вот... А институт изгоняет электроников! Министр смотрит в тот угол, где последним в ряду сидит приглашенный на коллегию Самарин. Андрей чувствует на себе взгляд министра и непроизвольно сминает в ладони официальное приглашение на коллегию. Среди присутствующих он видит директора института, но Каирова нет—его, видимо, не пригласили. Андрей ещё и ещё обводит взглядом всех присутствующих, но Каирова все-таки не находит. «Сдал дела и уехал в Москву»,— решил Самарин.
А докладчик продолжал:
— Мы имеем струги-автоматы, но струги могут рубить уголь, транспортеры доставлять его в откаточный штрек, а дальше?..
— Дальше ручками да ножками,— бросил реплику министр и снова посмотрел на Самарина.
Андрею сделалось нехорошо от этого взгляда, почудилось, будто в составлении проекта винят и его, Андрея.
— Инженер Самарин создал электронную машину,— говорит докладчик,— она при испытаниях на шахте «Зеленодольская» увеличила производительность угледобычного агрегата на сорок процентов. Но странное дело: институт не торопится предлагать её в серию.
— Товарищ Самарин! — прервал докладчика министр.— Почему тянут с машиной?
Самарин встал, пожал плечами. Он хотел сказать: «Тут сидит директор, вы у него спросите»,— но не сказал, а ещё раз пожал плечами и сел. Министр махнул рукой, как бы говоря: видите, какой недотепа, что с него возьмешь!..
Докладчик, склонившись над трибуной, читал:
— Вот заключение московской комиссии:
«Работы инженера Самарина заслуживают самой высокой оценки...»
Когда докладчик смолк, министр обратился опять к Самарину. Он громко сказал: