Подземный мир и живая вода
Шрифт:
Кто из них главный? Конечно, ведьма.
Ласка ударил Ядвигу и промахнулся. Ударил еще раз, и тоже мимо. Уловил движение слева и с размаха ткнул колдуна нижним концом древка. Неприцельно, куда Бог пошлет.
Колдун покатился с лестницы и, наверное, больно ушибся, потому что левой рукой держал кобзу, чтобы не разбить ее о ступеньки.
— Ай! — вскрикнул он, когда упал в огненную стену, и черный балахон вспыхнул.
Ядвига хлопнула в ладони, огонь тут же погас.
Ликантроп-вожак перепрыгнул строй мертвецов и оказался рядом с колдуном. Колдун
— Не убивай его! — попросила Ядвига.
Ее никто не держал, и она спокойно могла бы уйти через второй этаж.
— Пролить кровь ведьмы — плохая примета, — ответил вожак, — Иди сюда, посиди с ним у стенки. Руки держи на виду и не думай отводить глаза. Волки не люди, мы вас и учуем, и услышим.
Провел обоих пленных до стены и усадил на пол. Рядом с ними сразу же сели волки, облизываясь и показывая зубы. Олаф выбежал из дома, ударился о землю и вернулся обратно голым человеком, дрожащим от холода.
— Благодарю, господа волки, — сказал Фредерик, убрал меч в ножны и поклонился, — Олаф, я к сожалению, не знаю ваш этикет. Я в долгу перед вами. Прилично ли будет рассчитаться золотом?
— Прилично, — сказал Олаф, — Но обстоятельства изменились.
— Нужно больше золота?
— Нет, — ответил за Олафа вожак.
Он подошел к Фредерику и положил лапы-руки ему на плечи. Сделал еще шаг, прижал рыцаря к стене, отщелкнул застежки кирасы на плечах, разорвал грудь и вытащил сердце, обрезав аорту когтем на мизинце.
— Мне нужна корррона, — прорычал вожак.
— Папа! — крикнула Рафаэлла.
Она подбежала к отцу и скороговоркой прочитала заклинание, останавливающее кровотечение. Кровь перестала вытекать из разорванных сосудов, хотя при отсутствии сердца это не очень важно.
— Я коррроль! — взревел ликантроп, поднимая над головой окровавленное сердце, — Корррона моя по праву!
— Ты жалкая тварь! — Ядвига вскочила на ноги, — Корона по праву моя! Я наследница Меднобородого!
— Ты? — на нее обернулись все в зале.
Ядвига провела ладонями по волосам и стряхнула с них зеленую патину. Волосы из зеленых веревок превратились в медную проволоку, каковой они всегда и были.
— Отберрри! — прорычал ликантроп, сунул сердце в пасть, торопливо разгрыз и проглотил.
— Чтоб ты подавился, — сказала Ядвига и топнула ногой.
Ликантроп вздрогнул, попытался глотнуть, попытался рыгнуть, вцепился когтями себе в горло, надорвал его, но не успел. Замер и рухнул замертво.
[1] Король и шут. «Проклятый старый дом».
28. Глава. В худшем случае пациент все равно мертв
Волки смотрели то на людей, то друг на друга, и скалили зубы. Младший ликантроп стоял, глядя на Ядвигу с колдуном. Оборотни в волчьей ипостаси двигаются существенно быстрее, чем в человеческой, но соображают намного медленнее. Особенно, когда обстоятельства внезапно изменились, надо принять важное решение, и никто не торопит. В голове ликантропа крутилась какая-то мысль, и он пытался выразить ее словами.
— Кто теперь вожак? — спросил один из волков.
Большой, сильный, злой, на вид довольно удачливый, потому что нисколько не раненый, даже не потрепанный и не уставший. После многодневного-то пробега и последующей битвы. Пожалуй, единственный здесь, на ком не было ни одной раны.
— Я! — сказал младший ликантроп.
Он как будто об этом и думал. Волки посмотрели на него, не решаясь возразить.
— Нет, я! — сказал тот же волк и бросился на ликантропа, целясь в горло.
Бенвенуто подскочил к пушке и хлопнул по запальному отверстию, как будто изображая, что он заклепывает орудие.
— Не деррргаться! Всем сидеть! — вразнобой закричали оборотни. И Олаф в человеческом облике, и какие-то четвероногие волки, которые не теряли умение разговаривать, сменив обличие.
Претендентом оказался наглый и небитый Вольф. Ликантроп выглядел намного сильнее, чем принц Ахупор во Дворе Чудес. И сильнее, чем оборотень, который тогда почти победил Вольфа. Если прикинуть по весу, то раза в два, а то и в три тяжелее, и это сплошные мускулы, а не жир.
Но на этот раз состояние противников оказалось совершенно обратное тогдашнему. Вольф был свеженький как огурчик, его не тыкали копьем и кинжалом, не выдергивали глаз. Может быть, его как-то усилили съеденные сердца двух ведьм и принца Подземья. Ликантроп же, как очень заметная мишень, хорошо наполучал и от чудищ, и от мертвецов. Мохнатый располосовал ему плечи и переломал ребра. Сова сломал левую руку. В спине торчали четыре стрелы. Шрамы от клинков на теле, на руках, на ногах. Оборотни восстанавливаются быстро, но не мгновенно.
Вольф целенаправленно тащил противника к пушке. Кусал, толкал, обхватывал лапами. Никто не понял, зачем. Ловко извернувшись, Вольф упал на спину, чтобы ликантроп, который уже начал его душить за шею, упал на пушку. И тут все изменилось.
Ликантроп жалобно взвизгнул, похоже на то, как визжал Вольф в саду Колетт, когда его подстрелили серебряной пулей.
— Я вставил в запальное отверстие серебряный карандаш, — сказал Бенвенуто в ответ на вопросительный взгляд Ласки, — Вольф только что попросил.
У ликантропа хватило бы и силы и ловкости вырваться, но он, казалось, потерял и ум, и волю. Он тупо дергался во все стороны, и даже разжал хватку у Вольфа на шее. Вольф же не давал ему приподняться над серебряным карандашом.
В очередной судороге волкочеловек сломал карандаш, но кусок серебра остался у него внутри и втянулся под шкуру. Вольф схватил обессиленного за шею и перекусил артерию. Кровь хлестнула струей, и Вольф подставил рот, чтобы выпить побольше.
— Кто тут вожак! — крикнул Вольф и повторил по-волчьи, рыком и воем.