Поджигатели (Книга 1)
Шрифт:
Гаусс поднялся и молча протянул Швереру руку. Пруст заискивающе тронул приятеля за пуговицу:
– Подумай, хорошенько подумай, Конрад! Упущенные возможности редко возвращаются. Ты должен это хорошо знать по старому опыту с Гофманом.
Шверер понял намек на свои прежние неудачи в штабе генерала Гофмана и еще более сухо ответил:
– Я и не хотел бы принимать слишком быстрых решений. Он поклонился и быстро вышел.
Пруст безнадежно развел руками:
– Невозможный упрямец!
– И все так же неумен.
– Мы найдем путь к отставным офицерам и через его голову.
– Сейчас вы опять заговорите о "Стальном шлеме", - проворчал Гаусс, - а мне нужны хорошие офицеры. Нам предстоит
– А о чем он просит?
– Хочет, чтобы мы его поддержали. Я ничего не имею против него. Уверен, что мы легко выкинем его из игры, как только дело будет сделано. Но нужно выяснить его намерения. Не те, о которых он говорит, а те, которые он скрывает. Поезжайте к нему!
– Разрешите говорить от вашего имени?
– Только не это!
– воскликнул Гаусс.
Генералы расстались. Пруст в тот же день по телефону назначил свидание Рему. Но прежде чем ехать к нему, решил повидаться с полковником Александером. Пруст думал, что отношения, сохранившиеся еще с прошлой войны, позволяют ему запросто поговорить с "вечным" начальником разведки. Разумеется, Пруст был далек от мысли открывать ему истинную цель своего визита. Он заехал под предлогом справки по служебному делу и скоро понял, что Александер знает не только все, что ему следует знать о Реме и его намерениях, но знает также и то, что эти намерения известны Герингу. Пруст сейчас же сообразил: если все известно Герингу, то непременно известно и Гитлеру. Вывод можно было сделать один: игра с Ремом - игра с огнем. Нет никакого смысла лезть в эту игру. Именно так он и изложил дело Гауссу.
От Гаусса Пруст поехал к Герингу. Он счел за благо сообщить ему о предложении участвовать в заговоре, которое Рем сделал Гауссу.
Геринг горячо пожал Прусту руку, делая вид, будто впервые слышит о возможности сговора между Ремом и генералами. Он попросил передать Гауссу просьбу не позже чем завтра прибыть для наиважнейшего разговора.
Вернувшись под утро домой, Пруст вызвал по телефону Гаусса.
– Сожалею, экселенц, что вынужден разбудить вас, но мне только что звонил генерал Геринг.
– Вам - Геринг?
– не скрывая удивления, спросил Гаусс, силясь попасть ногою в туфлю.
– Он приказал передать вам приглашение побывать у него. Какое время визита позволите сообщить его канцелярии?
– Пруст говорил официально и сухо, как и должен был говорить человек, знающий, что каждое сказанное им по телефону слово записывается аппаратами подслушивания.
Трубка долго молчала.
– Вы полагаете, мне следует поехать?.. Может быть, вам?
– спросил Гаусс.
– Господин министр хотел видеть лично вас!
В назначенное время Гаусс входил в особняк Геринга. Его не заставили ждать. Разговор сразу принял деловой характер. Генерал понял, что Геринг в курсе соглашения, к которому Гаусс пришел с Гитлером в Берхтесгадене.
– Я хочу, - сказал Геринг, глядя в глаза Гауссу и стараясь уловить впечатление, какое произведут его слова, - действовать рука об руку с вами, как старый боевой коллега!
Гаусс еще больше выпрямил и без того прямую спину. Его монокль блеснул так надменно, что Геринг сразу сбавил тон: повидимому, старый осел не желал признать в нем равного! Хорошо, Геринг потерпит.
– Между нами не должно быть ничего, кроме полной откровенности, сказал он. Губы Гаусса оставались упрямо сжатыми. Геринг начинал терять терпение. Он уже отвык церемониться с собеседниками.
– Известно ли вам, что на-днях состоится выступление штурмовых отрядов во главе с Ремом?
– Я не слышал о том, чтобы предполагались какие-либо парады, уклончиво ответил Гаусс.
– Речь идет не о
– На каком основании?
– холодно спросил Гаусс.
– Вот именно: на каком основании?
– воскликнул Геринг и едва удержался от искушения похлопать генерала по колену.
– Мы с фюрером тоже спросили себя: кто дал Рему право впутывать в свои сомнительные комбинации имя нашего рейхсвера?
Мысли Гаусса текли не слишком быстро, но ему было ясно одно: то, что предположено сделать руководителями промышленности от имени Гитлера, по существу, является не чем иным, как еще одним переворотом. На это Гаусс согласен при условии: во главе переворота стоит сам Гитлер. Это, пожалуй, и есть та формула, которая устраивает всех. Пусть лучше пока ефрейтор, чем штатский человек. А потом? Потом можно будет снова посчитать, кто кому должен!
Несколько мгновений Геринг и Гаусс смотрели друг другу в глаза. Геринг уставился на генерала исподлобья, как рассерженный бык.
Неровным от прерывистого дыхания голосом он выбросил:
– Вы не выступите ни на чьей стороне?!
Гаусс молча склонил голову.
– Вы отказываетесь нам помочь?!
Геринг вскочил.
Гаусс, не поворачивая головы, уголком глаза следил за ним. Волнение министра говорило больше, чем тому хотелось бы. Как сказал Мольтке? "Армия является самым выдающимся учреждением государства, ибо только она делает возможным существование остальных учреждений того же государства: все политические и гражданские свободы, все завоевания культуры, финансы, самое государство существуют и падают вместе с армией". Да, Гаусс полагал, что в отношении Германии это было именно так и так должно было бы оставаться, хотя и во времена Мольтке прусские юнкеры, "капитаны" промышленности и банковские короли стали истинными хозяевами Германии и ее армии вместе с генералами. Гаусс понимал, что как первые без вторых, так и вторые без первых не стоят ничего. Магнатам промышленности а плутократам нужна была вооруженная сила, чтобы держать в узде работающую на них Германию. Генералам нужны были деньги и для армии и для самих себя. В этом смысле они так же, как любой предприниматель, не отделяли интересов армии в целом от своих собственных. Крушение армии было бы их личным крахом - политическим и финансовым. Гаусс отлично понимал, что от решения, которое ему предстояло принять, зависело многое, если не все. Сохранят ли военные ту роль в стране, о которой говорил Мольтке, удержат ли генералы и сам он, Гаусс, то положение, какое всегда обеспечивалось им силою штыков? От правильного решения зависело то, что было недоступно пониманию Мольтке: падение или восхождение к вершинам власти еще более полной, которая в мечтах каждого генерала, и Гаусса в том числе, простиралась далеко за пределы казарм, штабов и прусских наследственных латифундий - к банковским сейфам, к пакетам промышленных акций, к директорским кабинетам монополий и министерским портфелям. Что будет, если Гаусс откажет сейчас в помощи Гитлеру и его клике? Интересы дела диктуют необходимость протянуть руку помощи этому толстому фанфарону Герингу. Но сделать это нужно так, чтобы армия все же оставалась в стороне от драки. Она - единственная сила, способная в любой момент вмешаться на стороне тех, кто возьмет верх.
Гаусс отчеканил:
– Мы не можем пойти на то, чтобы рейхсвер вышел на улицу. Но это не значит, что мы не имеем средств помочь вам. Оружие штурмовиков на время отпуска сдано на склады. Значит, первая задача: не дать им возможности получить оружие.
Геринг с интересом вслушивался в слова генерала.
– Второе: ваши эсесовцы располагают только легким ручным оружием, продолжал генерал, - пистолетами и ограниченным количеством винтовок при почти полном отсутствии пулеметов.