Поедательницы пирожных
Шрифт:
— Не волнуйся, Родион выстоит — он очень деловой и хваткий. Держись за него, не пропадешь. Знаешь, я бы и сама с удовольствием держалась за него. Не так давно я предложила стать его партнером в агентстве. Мой муж давал деньги, я могла бы подтянуть еще клиентуру. В общем, предложение было хорошее. Со всех точек зрения. Но Родион отказался. Причины отказа перечислять не буду, но я до сих пор уверена, что он совершил ошибку. И успокоиться не могу. Такие возможности упустить! Слушай, я ведь тебя хотела попросить мне помочь с ним этот разговор снова завести. Вдруг сработает?
— Конечно,
— Но ты же понимаешь, что дело очень деликатное. Даже не знаю, как лучше подступиться, чтобы его окончательно не обозлить. Ссориться я не хочу, это точно. Но и отказываться от своей идеи так легко не желаю. Надо еще разок все хорошенько обдумать. Мне кажется, он должен понять, что был не прав, отклонив мое предложение. Сам должен понять. Но для верности надо его к этой мысли осторожно подтолкнуть.
— Ладно, подтолкнем, когда команду дашь, — легко согласилась Карина.
— Мы с ним могли серьезно расширить бизнес и выйти на совершенно иной уровень. И у тебя, кстати, перспективы при таком раскладе могли быть совсем иные.
— Ты умная, — согласно кивнула Карина. — Думаю, ты права. А чего Марьянов вдруг отказался от выгодного дела?
— Не знаю, — ответила Маша, не сумев скрыть раздражение.
— А почему ты мне раньше не рассказала эту историю? — все-таки спросила Карина, тщетно пытаясь оттереть пальцы от крема и чертыхаясь, потому что салфетка приклеивалась к рукам.
— Чего рассказывать, коли дело не выгорело? Спасибо хоть, что мы с твоим боссом остались добрыми друзьями. Я его даже иногда консультирую, с кадрами помогаю. Видишь, тебя же он взял на работу.
— Выходит, если бы у Марьянова были проблемы с бизнесом, он бы к тебе обратился за консультацией?
— Теоретически — да. Но он не станет. Он опытный игрок на этом рынке, бизнесмен с отличной репутацией. У него найдутся союзники более серьезные, чем я. И потом — он очень самолюбивый. В одиночку будет побеждать обстоятельства. К тому же, я надеюсь, его проблемы не того масштаба, чтобы опасаться за судьбу бизнеса в целом.
— Ты меня немножко успокоила, — сказала Карина и отхлебнула побольше чаю, чтобы сбить возникшую в желудке сладкую сытость. — Надеюсь, он скоро успокоится, и все будет по-прежнему.
Ровно в восемь тридцать утра в приемную бочком вошел небольшого роста мужчина лет сорока в мятом костюме и затемненных круглых очках, за которыми едва угадывались глаза. На голове у него была впечатляющая плешь, покрытая бисеринками пота.
— Моя фамилия Панюшкин, — произнес он жидким голосом, который позабавил Карину. — Я к Родиону Алексеевичу, он обещал меня принять.
— Родион Алексеевич сейчас будет, — холодно ответила она. — Подождите его здесь.
И она указала на ближайшее к посетителю кресло.
После телефонной пытки, которую ей вчера устроил этот тип, Карине не очень-то хотелось с ним любезничать. К тому же по его милости ей сегодня пришлось встать на час раньше. Ну и в довершении всего у Панюшкина была неприятная манера хрустеть суставами пальцев. Он делал это часто, нервно и, кажется, вовсе не замечал производимого эффекта.
— У нас в коридоре висят очень красивые картины современных художников, — мрачно заметила Карина. — Можно пока погулять и посмотреть.
— Нет, спасибо, я не люблю живопись, — ответил посетитель. — И графику тоже. И фотографию, — на всякий случай добавил он.
Так они и сидели молча, в тишине, нарушаемой лишь неприятным похрустыванием, пока не прибыл Марьянов. Он вошел в приемную и окинул гостя быстрым внимательным взором. Панюшкин медленно встал и поздоровался. Босс ответил вежливо, но руки ему не подал и вел себя, честно говоря, неприветливо.
Карина ломала голову над тем, что это за тип. Он пришел по личному делу, ради него босс отменил две встречи. Судя по всему, Марьянов ничего хорошего от грядущего разговора не ждал, потому что был сумрачен и недружелюбен.
Если бы от любопытства действительно можно было лопнуть, Карина лопнула бы прямо сразу после того, как эти двое закрылись в кабинете. Она бросилась к двери и обнюхала ее, словно собака, натасканная на героин. Дурацкий евроремонт! Ни одной треклятой щелочки, ни одной неплотно подогнанной планочки… Она готова была царапать ногтями косяк, лишь бы услышать хоть что-нибудь. «Черт подери, почему меня так волнует личная жизнь босса? Не может быть, чтобы я в него влюбилась. Нет, все же я не до такой степени идиотка. Поверить не могу. А если не влюбилась, почему я так за него беспокоюсь?!»
Неожиданно Карина подумала, что Панюшкин напоминает третьеразрядного частного детектива из американских боевиков. Может быть, он принес какие-нибудь компрометирующие документы и теперь собирается Родиона шантажировать? Или хочет показать ему снимки жены в обнимку с любовником. Карина поймала себя на мысли, что, несмотря на острую неприязнь к его жене, она не желала бы Родиону пережить нечто подобное. Хм. Вдруг ему нужна помощь? Она просто обязана ему помочь.
Изо всех сил убеждая себя, что ей движет именно это благородное чувство, Карина во что бы то ни стало решила подслушать, о чем говорят в кабинете. Помешать ей сейчас могла только катастрофа вселенского масштаба, сгребающая с поверхности планеты все живое. Дело могло выгореть — даже самые дисциплинированные сотрудники агентства приходили на службу лишь в начале десятого.
— Как бы незаметно приоткрыть эту чертову дверь? — пробормотала она, бегая по приемной кругами и ломая руки, словно дебютантка перед выходом на сцену.
Наконец ее осенила «гениальная» идея. Нужно войти в кабинет, а выходя, оставить дверь слегка приоткрытой. И уж тогда… Но под каким предлогом туда ворваться? Как назло, воображение отказывалось работать, и баста. Кофе-чай Родион гостю не предложил, утреннюю почту для шефа курьер приносит только в девять. Эх, была не была! Карина схватила со стола пачку вчерашних газет, которые ей вечером вернул Марьянов, и, предварительно постучав, шагнула в кабинет с лицом столь же беспечным, с каким миллионеры загорают на палубе своей яхты, закатав до колен штаны от Гуччи. Она успела услышать фразу, сказанную блеющим голосом: