Поединок с собой
Шрифт:
– Напрасно ты так волнуешься, Поль. Никто не будет трогать ни тебя, ни Пьера, поверь мне. Профессор не хочет тебя переделывать. Да он и не может, он болен, он скоро уедет лечиться.
– Он не болен, – возразил Поль, – он переделывал Франсуа.
– Он очень устал, когда переделывал Франсуа, и заболел. Ты же знаешь, что он и раньше был болен. А теперь ему совсем плохо.
– Не надо было трогать Франсуа, – сказал Поль.
– Франсуа сам хотел, чтоб его переделали. Он очень рад. Он теперь будет говорить, и у него красивое, хорошее лицо.
– Пьер не хочет говорить, и ему не надо красивого лица, – упрямо повторил Поль. – Правда, Пьер, ты не хочешь, чтоб тебя трогали?
Пьер сидел на кушетке, растопырив темные неуклюжие руки, кивал головой и одобрительно мычал.
– Никто вас не собирается трогать, – сказал Альбер.
– А Мишель? – спросил Поль.
И Альбер удивился тому, какая ярость сверкнула в его мутноватых маленьких глазах.
– Мишель тоже не будет вас трогать. Да он и не умеет сам делать операции.
– Мишель все умеет, – недоверчиво проскрипел Поль. – Мишель меня не любит. Но я не дам себя переделывать и Пьера тоже не дам.
– Хорошо, хорошо, – уже нетерпеливо сказал Альбер. – Какой ты упрямый, Поль! И почему ты мне не веришь, разве я тебя когда-нибудь обманул?
– Я никому не верю, – сказал Поль, опустив голову. – Меня никто не любит, только один Пьер. Вот ему я верю, а больше никому...
– Как хочешь. – Альбер пожал плечами. – Только я никого никогда не обманывал, ты это запомни. Я не люблю врать.
Раймон вдруг проснулся среди ночи. С ним это случалось очень редко. Вся комната была перечерчена голубовато-белыми квадратами лунного света и черными тенями решеток и рам. Раймон лежал с открытыми глазами, стараясь понять, что же его разбудило. Вдруг он услышал шепот за ширмой профессора. Шепот доносился явственно: Раймон лежал неподалеку.
– Я не буду откладывать демонстрацию, не говори глупостей, Мишель! – говорил профессор Лоран.
– Если вы считаете, что у вас хватит сил на демонстрацию, то оперировать меня вы наверняка сможете, – настойчиво шептал Мишель. – Сидя. Я буду лежать на полу, на кушетке, где хотите. И ведь это проще, чем с Франсуа. Не надо менять голос, только лицо.
– Я не понимаю, что на тебя нашло. Ты же всегда был доволен своим лицом.
– Я ошибался. Теперь я понял.
– Ты позавидовал Франсуа?
Мишель молчал. Потом он с усилием сказал:
– Почему вы утверждали, что я вечен? Это ведь неправда?
– Нет, правда. Тебя можно подновлять если не вечно, то очень долго.
– А кто будет подновлять? Разве вы сами – вечны?
– Другой, кто меня заместит, – после паузы сказал профессор Лоран. – Потом тот, кто заместит его.
Опять наступило долгое молчание.
– Но лицо они мне не переделают.
– Почему же? Пластические операции в хирургии разработаны блестяще.
– Они не захотят... Они будут меня демонстрировать так, с этим лицом-маской. А разве я не человек? Я бы доказал им...
– Ты думаешь, что я скоро
Раймон похолодел, услышав четкий шепот Мишеля:
– Да, это возможно. Слишком вы истощены. Или во всяком случае вы долго проболеете, будете лежать в клинике... А я...
– Понятно... – прошептал профессор Лоран. – Все-таки, Мишель, объясни: зачем тебе другое лицо?
– Я хочу быть самостоятельным. Если у меня будет нормальное лицо, я смогу ходить по улицам, говорить с людьми, и никто не догадается, что я не как все.
– Мишель, ты же не знаешь жизни. Она очень сложна и трудна. Дело не только в лице. Тебя будут принимать за сумасшедшего: ведь ты не знаешь самых простых вещей, которые знает даже маленький ребенок.
– Я подготовлюсь. Я буду читать разные книги. Буду беседовать с вашими помощниками, ведь они знают жизнь. Сделайте мне лицо, прошу вас, очень прошу! Как мне просить вас? Стать на колени?
– Это ты в книге прочел, что становятся на колени?
– Да, мне Жозеф дает книги. Он хочет, чтобы я развивался.
Раймона пробрала нервная дрожь, он натянул одеяло на голову и некоторое время не слушал разговора. Потом он высунулся из-под одеяла и снова увидел бело-голубые и черные квадраты и кресты на полу и услышал шепот за ширмой.
– А если я умру, не докончив операции?
– Я сделаю все, чтоб этого не случилось.
Профессор Лоран долго молчал. Потом сказал:
– Иди спать, Мишель! Я постараюсь выполнить твою просьбу... Черт возьми, это ты тоже в книгах научился – целовать руки?
– Не знаю... кажется, нет...
– Иди спать. Я очень устал...
Альбер был потрясен. На побледневшем лице его четко проступили веснушки, он отчаянным жестом взъерошил волосы и проговорил, глядя в пространство:
– Он его убьет! Мишель его просто убьет! Это ужасно! Что же делать?
– Надо, по-моему, отговорить профессора от операции. Он и в самом деле не выдержит. Уж очень слаб, – сказал Раймон. – Потом, надо пригласить хорошего врача. Что этот Мишель понимает, в конце-то концов, какой у него опыт!
– Да я предлагал, – в отчаянии сказал Альбер. – Профессор категорически отказался.
– Я все же попробую, – сказал Раймон.
Профессор Лоран снова отказался.
– Пока не надо. Если Мишель в ближайшие два-три дня ничего не добьется, тогда...
Раймон недоумевающе пожал плечами.
– Разве можно в вашем состоянии экспериментировать над собой? – спросил он. – Почему не посоветоваться с опытным, знающим человеком? Разве Мишель...
– Бросьте, Жозеф, – нетерпеливо прервал его профессор Лоран. – Мишель знает, что со мной, а постороннему человеку этого не объяснишь. В этом вся штука. И, вдобавок, этот врач кому-нибудь расскажет, какой интересный случай ему попался, кто-нибудь заинтересуется, начнет соображать, докапываться, и тогда...