Поединок с собой
Шрифт:
– Позовите его, – прошептал он, указывая на Шамфора. – Мне нужно с ним поговорить...
Шамфор пошел за ширму. Поль вцепился в него горячими дрожащими руками.
– Возьмите меня к себе! – шептал он. – Вы добрый, вы хороший, возьмите меня к себе, я здесь боюсь! Возьмите меня и Пьера!
– Пьера? – Шамфор поглядел на темную неуклюжую тушу: Пьер ткнул себя в грудь и кивнул головой. – Но, мой мальчик, Пьера я никак не могу взять.
– Почему? – с отчаянием спросил Поль. – Пьер хороший. Он очень хороший. Он будет вас слушаться, правда, Пьер?
Пьер опять закивал и ударил себя в грудь.
– Поль,
Поль посмотрел Шамфору в глаза и понял, по-видимому, что он говорит правду. Он еще с секунду постоял, потом, как подрубленный, упал на кушетку и уткнул лицо в стиснутые руки. Шамфор тронул его за плечо.
– Разве ты не можешь на время расстаться с Пьером? – спросил он.
Поль не отвечал. Плечи его тряслись от беззвучных рыданий. Шамфор, очень расстроенный, вышел из-за ширмы.
– Надо дать ему что-нибудь успокаивающее, – сказал он.
– Ему пора вливать серпазил, – отозвался Мишель. – Дать ему еще таблетку Т-24?
– Попробуй, – сказал профессор Лоран. – Дюкло, помогите Мишелю.
Шамфор тоже пошел за ширму. Но Поль не сопротивлялся. Бледный, с застывшим лицом, он покорно проглотил таблетку и позволил сделать себе вливание. После этого он лег и повернулся лицом к стене. На Шамфора он даже не взглянул.
– Что у вас делается тут, Лоран? – спросил Шамфор после долгой паузы, обводя рукой лабораторные столы. – Над чем вы, собственно, работаете?
– Главным образом проверяю действие стимуляторов и витаминов на различные ткани. Я начал было выращивать новую кожу для Поля – вы видите, какой он пятнистый, – но сейчас это уже ни к чему. Он не перенесет такой сложной, многоступенчатой операции. Да и результаты, мне кажется, сомнительны.
– А если на лицо Франсуа дать трансплантаты живой ткани, а не пластмассу?
– Да не получается у меня с кожей, – сказал профессор Лоран. – Вы же видите, у Франсуа тоже какой-то странный оттенок. И приживляться кожа будет дольше. Уж лучше пластмассу.
– Как знаете... И это все, что вы делаете?
– Да. Я главным образом занимаюсь опытами на них. – Профессор Лоран показал на Мишеля и Франсуа. – Больше у меня ни для чего не хватает времени.
– Все это здорово попахивает кустарщиной, Лоран! – Шамфор покачал головой. – Прямо-таки невероятно: сотворить такие чудеса и так мало приблизиться к истине! В средние века вас сожгли бы на костре, да и теперь, я уверен, найдутся люди, которые сочли бы это полезным. А ведь дьявол науки, которому вы продали душу, только дразнит вас. Я, по крайней мере, точно знаю схему своего Сократа, а вы? Что вы знаете о своих созданиях?
– Вы все упрекаете меня за то, что я не шел обычными путями, – сказал Лоран. – Вам хочется, чтоб я обязательно прошел по каждой ступеньке. А если мне некогда?
– Да, пожалуйста, прыгайте хоть через десять ступенек, если сил хватит! Но не пытайтесь ходить по перилам! Разобьетесь вдребезги и даже рассказать не успеете, что вы увидели. Ведь не расскажете, а?
– Мишель ведет записи. Он все знает и помнит лучше меня.
– Мишель знает не больше того, что вы помогли ему узнать. Он не может самостоятельно разработать и продолжить ваши концепции. Чем он лучше Сократа? В этом отношении – немногим.
– Чего вы напустились на Мишеля? – усмехаясь, сказал профессор Лоран. – Если даже все то, что вы говорите, святая истина, это еще не порочит всего замысла. Ведь это же только первые шаги – и в каких условиях!
– А у меня не первые шаги, что ли? – возмутился Шамфор. – Будьте справедливы, Лоран! И смотрите истине в глаза – дело не только в условиях!
– Может быть, и не только в условиях. Я мог допустить даже самые грубые просчеты. И все-таки вы не правы. Электронная кибернетика не решит всех вопросов. Человек должен сам совершенствоваться, иначе ему будет трудно жить в том мире сверхскоростей и чудовищной энергии, который он сам создает.
– Ну, это, конечно, правильно, – сказал Шамфор, вздохнув. – Человеку уже сейчас становится трудновато. Но и тут почти всегда выручат роботы, даже не такие, как Сократ, а обычные, более примитивные. Я вовсе не сторонник тех, кто считает, что идеал – это полное устранение человека из производства. Но мы ведь живем на заре электроники, помните! Мы еще плохо представляем себе, какую роль она будет играть в нашей жизни, как она облегчит и упростит очень и очень многое. В том числе и вашу задачу.
– Разумеется! – насмешливо сказал Лоран. – И мою задачу! Биологи и физиологи должны ждать, пока ее величество физика не разрешит им: «Вот теперь, ребятки, еще один шаг вперед. Но не больше».
– Да бросьте вы, Лоран! Какой смысл считать, кто раньше, кто позже, когда успех одного все равно зависит от других, идущих с ним рядом. Мы пока не знаем, какие физические явления лежат в основе работы мозга. Пока! А когда узнаем, вы сможете проделывать свои эксперименты с электродами не на ощупь, не вслепую, как сейчас. И смешно обижаться, честное слово! Не обижаются же физиологи на физиков за то, что они изучили законы преломления света в линзах и этим помогли понять устройство глаза!
– Вы скажите вот что: нужно человеку переделывать самого себя или не нужно?
– Нужно. Только я думаю, что по-настоящему такая переделка будет возможна лишь при другом общественном устройстве. Без войн и эксплуатации.
– Шамфор, что это с вами! – Профессор Лоран смотрел на него с искренним изумлением. – Вы просто помешались на политике.
– А вы – на политической слепоте! – Шамфор вскочил. – Знаете, Лоран, я пойду, а то мы поссоримся! Мне и пора, кстати.
– Ну, сядьте! – Профессор Лоран встал, положил ему руки на плечи. – Нельзя же нам так расставаться. Не будем говорить о политике, вот и все. Разве мы что-нибудь понимаем в цивилизации, которую сами создали?