Поединок со Змеем
Шрифт:
Схватился за голову каменщик и бросился вдогонку коню, принялся звать его, пытался ловить. Куда там! Могучий конь всю ночь носился с кобылицей, так что не привезли ни одного камня и утром не из чего было строить остаток стены. Едва-едва сдвинулось дело. А пришёл вечер, и всё повторилось: вновь увела жеребца красавица кобылица, и опять недоделанной осталась работа.
Тут понял каменщик, что не поспеет кончить работы, и впал в такую ярость, что Асы тотчас признали в нём горного Великана. Вот кто, оказывается, испрашивал себе в жёны Фрейю, а в приданое – Солнце и Месяц! Не посмотрели Боги на клятвы, кликнули Тора. И немедленно явился Тор, прогремели окованные колёса, взвился молот-молния,
– Я-то никому клятв не давал!
Так заплатили Асы мастеру за работу – получил Великан не Солнце и звёзды, а удар молота, бьющего без промаха. Отправился он в Тёмный мир Нифльхель, в ту его часть, где селения умерших Турсов, а Боги с облегчением перевели дух. Но смутно было у них в сердце – ибо знали они, что нарушили крепкие клятвы, а это никому не прощается, ни на Земле, ни на Небе…
Поплатился и Локи за коварные советы и колдовство. Долго ещё пришлось ему ходить в облике кобылицы – пока не родил жеребёнка. Жеребёнок был серой масти и о восьми ногах, и назвали его Слейпнир – «Быстро скользящий». Он не унаследовал коварства злобного Локи и вырос в славного жеребца, верного спутника самого Одина. Один ездил на нём по Земле, по воздуху и по морским волнам. И говорят, нету лучше коня ни у Богов, ни у Людей.
Яблоки Идунн
Вещие вороны Хугин и Мунин каждое утро рассказывают Одину обо всём, что происходит на свете. Но даже и с такими помощниками не легко быть вождём Богов и Людей, если всё время жить в Асгарде, не спускаясь на Землю. Ибо многое видно с чудесного престола Хлидскьяльв, но не всё. Вот почему Всеотец нередко путешествует по Мидгарду на коне Слейпнире или просто пешком. Всего чаще приходит он в обличии одноглазого старика, одетого в полинялый синий плащ и широкополую шляпу, – так, как явился он к Гейррёду конунгу. И часто бросает Один между героями незримые руны раздора, руны вражды, испытывая мужей. Ему нужны лучшие для Вальхаллы, для небесной дружины, для последнего боя против чудовищ. Вот отчего синий цвет его одеяния с незапамятных пор прозван цветом отмщения; в синее одевается воин, идя мстить за обиду, и вороны Одина с карканьем летят ему вслед…
Иногда Один путешествует без спутников, иногда же берёт с собою других Асов – чаще всего Локи и Хёнира, того самого Хёнира, что ещё жил у Ванов заложником. Одно время они столь часто путешествовали втроём, что иным Людям стало казаться, будто даже Аска и Эмблу Один изваял и одушевил, странствуя не с братьями, а с Локи и Хёниром. В самом деле, иные в роду человеческом столь переполнены злобой и подлостью, что сам Локи охотно признал бы в них своих внуков, а другие простодушны и нерасторопны умом, в точности как Хёнир.
Между тем этот Ас – надёжный попутчик и ходок – лучше не бывает. Скальды Мидгарда величают его «проворным Асом» и даже «длинной ногой». Он не речист, но не поскользнётся на обледенелой тропе и в самый дождь ухитрится затеплить костёр на морском берегу, устраивая ночлег… Что же касается Локи, то с ним не соскучишься, но всё время надо держать ухо востро. Потому и берёт его Один с собой: от его единственного глаза коварному Локи трудней увернуться, чем от взглядов всех остальных Асов, вместе взятых. Однако бывает по-всякому…
Отправились трое Асов путешествовать в Мидгард, и завела их дорога на самый север Земли. Долго шли они извилистыми берегами фиордов, и скрипел под ногами влажный чёрный песок, а в спокойной воде лежали молочно-голубые осколки громадных льдин, не растаявшие с зимы. Шли через горы, закутанные в серые плащи тумана, и ещё через такие места, где пламя Муспелля когда-то вырвалось из-под земли и расплавленный камень застыл причудливыми потёками… Наконец, притомившись, стали подумывать о ночлеге. И когда летнее Солнце ненадолго направило коней к горизонту – остановились возле ручья в привольной долине. Припас же у них к тому времени кончился, и Локи, конечно, стал ныть и жаловаться на голод, а Хёнир без лишних слов поднялся и пошёл поглядеть, не найдётся ли чего съестного поблизости. И вскоре вернулся, неся на плечах быка: он встретил стадо, щипавшее зелень на склоне.
Решили Асы полакомиться. Набрали сухого хвороста, развели костёр, а когда дрова прогорели, нарезали лучшие куски мяса – окорока и лопатки – и положили между раскалёнными камнями поджариваться.
Спустя время голодному Локи подумалось, что, верно, уже готова еда; раскидал костёр и увидел – лежит мясо между дымящимися камнями холодное и сырое, словно и не коснулся его жар. Удивились Асы, сгребли побольше углей в середину, решили ещё подождать. Тут уж у Локи голова пошла кругом и живот прилип к спине – еле вытерпел срок, наконец снова раскидал угли… как прежде, холодное и сырое лежало мясо в камнях и не думало жариться.
– Что же это значит? – спросил тогда Хёнир.
– А вот что, – раздался чей-то насмешливый голос над их головами. – Я здесь хозяин, и по моей воле не жарится ваша еда.
Подняли Асы глаза и увидели громадного орла.
– Я знаю тебя, – сказал тогда Один. – Ты Тьяцци, Великан в обличье орла. Это верно, что ты здесь хозяин, ведь Утгард отсюда недалеко. Как бы сделать, чтобы ты разрешил нам поесть?
– Сырого мяса у меня вдосталь, – ответил орёл, – а вот жареного я давненько не пробовал. Обещайте досыта меня накормить, а я, так и быть, позволю огню приготовить ваш ужин.
– Что ж, угощайся, – сказал Один Великану. И тотчас мясо зашипело между камнями, покрылось корочкой и запахло так вкусно, что Локи затопал ногами и замотал головой. Тут орёл сел вместе с Асами у костра и, едва отодвинули угли, принялся за бычьи окорока и лопатки. Увидел Локи, как проворно начали исчезать в его клюве самые лакомые куски – не вытерпел, схватил большую палку и что было силы ударил орла. Орёл от удара встрепенулся и взлетел, и вот диво – палка накрепко пристала к его спине, а руки Локи – к палке. Повернул голову Тьяцци-орёл и усмехнулся, глядя на вероломного Аса. И полетел не спеша, на такой высоте, чтобы ноги Локи тащились по скалам и осыпям, а потом – по деревьям, когда начался лес. Никак не мог Локи освободиться: камни и острые сучья в клочки разодрали на нём одежду и обувь, изранили тело, а руки готовы были оторваться от плеч. Локи кричал от боли и страха, пока не охрип, потом слёзы полились из глаз. Забыл Локи всю свою заносчивость, стал умолять орла о пощаде, сулить выкуп за свою жизнь.
– Не бывать тебе на свободе, обидчик, – сказал наконец Тьяцци, – разве что поклянешься выманить мне из Асгарда Идунн с её молодильными яблоками. Я становлюсь стар и не хочу умереть, пока не выдам замуж дочь…
Исцарапанный Локи тотчас же согласился:
– Клянусь бортом корабля Скидбладнира, хребтом коня Слейпнира и лезвием меча-самосека, что выманю тебе Идунн, и поступай с нею как хочешь, только выпусти меня поскорее!..
– Добро, – молвил орёл, и палка отстала от его спины, а руки Локи – от палки. Свалился Локи на серые камни и долго лежал, охая и жалуясь на судьбу, потом кое-как поднялся и, хромая, поплёлся назад, туда, где сидели два Аса. И порадовал ли его кусок остывшего жаркого, что приберёг ему Хёнир, – земные Люди не знают. Известно лишь, что Локи никому не рассказывал о своём уговоре с орлом. И больше в тот раз ничего не случилось с троими Богами до самого возвращения домой.