Поединок со Змеем
Шрифт:
— И змеиный зуб его едва берет, — наклонилась над непокоренным Богом Грозы проклятая ведьма. — Как же поступить с ним, чтобы не вырвался?
— Отнимем у него глаза и сердце, — посоветовал Чернобог. — Уж тогда-то он ничего не сможет поделать. А скорее всего что и не захочет.
— И огненный палец, чтобы не оправился, — простонал Змей, едва живой после битвы.
— И палец, — согласилась Морана. — Бока твои залечить.
Так они и сделали. Положили в ларец зоркие, синие глаза сына Земли, его бесстрашное сердце. Забрали огненный палец, подаренный кузнецом. А самого отвели в глубокие пропасти, приковали
Кромешняя осень
Тогда окончательно утвердилась во всем мире тьма, а после и холод. Вместо Солнца теперь светил негреющий Месяц, и голодные волки приветствовали его воем, сбиваясь в хищные стаи. Вместо прежних теплых ветров засновали в полях и лугах холодные вихри…
Счастье, что у Людей остался Огонь! Пропали бы без него.
Лесное зверье обрастало пышными шубами, пряталось по берлогам, норам и дуплам. Лешие бесновались в отчаянии, не понимая, что происходит. Крушили сухие деревья, плакали на разные голоса. Потом и их начал одолевать сон. Собрали своих лисунок, созвали маленьких лешачат — и залегли то ли спать, то ли умирать. Никто более не морочил забредшего в лес, не уводил в сторону от тропы — и будто не хватало чего-то…
Стали собираться гуси и журавли, пестрые утки и еще множество других птиц. Вожаки выстраивали их длинными клиньями и уводили в небесную высь, — видели Люди, как печальный Ярила замыкал за ними серебряными ключами золотые врата. Смолкли соловьиные трели, пропали куда-то звонкие жаворонки. Лишь белые совы неслышно носились над пустошами, ловили зайцев и неосторожных мышей.
Не играла рыба на плесах, не мчалась упрямо на нерест, одолевая пороги. Ушла в глубокие ямы, в морские темные бездны и затаилась там. А с нею и Водяные. И начал затягивать, пеленать озера и реки сначала тонкий, хрупкий ледок, потом все толще и толще…
А тучи, бродившие без призора хозяйского, проливались бесконечным недоуменным дождем, и он шел и шел, пока холод не превратил его в снег. Снег кутал Землю скорбными белыми покрывалами, заносил широкие речные русла и узенькие лесные тропинки. Порою из вихрей метели слышался хохот:
— Забудете скоро Ладу, не придет она больше! Меня, Морану, зимы и Смерти владычицу, начнете Метерью звать!
Кузнец Кий однажды плюнул в сердцах:
— Какая ты Мать! Ты — недобрая мачеха!
Хотела Морана без промедления наказать его за дерзкие речи, за то, что когда-то давно не выковал ей ледяного гвоздя. Обрушилась так, что растрескались от мороза добротные бревна стены… Но изнутри в ободверину был крепко всажен топор, да со знаками Грома и Солнца, выбитыми у острия.
И померещилось злобной колдунье, будто скользнули по лезвию знакомые золотые искры. Откуда знать, может, это Огонь очага отразился в блестящем железе, — но Моране хватило, чтобы убежать без оглядки.
Попробовала она подучить Змея, натравить его на кузнеца, но Волос упрямо замотал головой:
— Ну его! Он из камня воду выдавливает, выше облака ходячего железо кидает. Не полечу!
Так и не полетел, и Морана сорвала злобу на пленнике. Схватила его маленького сынишку, подтащила к заваленной двери и ущипнула, чтобы
— Твоя женка сама к Змею ушла, тебя позабыла! Думаешь, зря твои кони на всем скаку распряглись? Леля со Змеем давно сговорилась, еще до свадьбы твоей! И этот сын — от него!
Перун ей ничего не ответил, лишь вздрогнул, заслышав младенческий плач — цепи звякнули, облетел иней со стен. Он не мог видеть, как вырывалось дитя и хваталось за каменные валуны, сокрывшие дверь. Знать, Богиня Весны все-таки успела шепнуть сыну, кто его настоящий отец.
Смекнула коварная ведьма — мальчонка непременно раскроет обман, как только научится говорить. Больше она его с собой не брала. Одна приходила рассказывать погребенному в стылой норе, как веселится со Змеем забывчивая изменница, как тешит Скотьего Бога. И потирала ладони, чувствуя бессилие узника, его молчаливую муку.
Дань
Змей в самом деле нередко ходил посмотреть на упокоенную во льду Богиню Весны. А потом являлся в пещеру, где колдовала Морана, и принимался канючить:
— Ну сделай, чтобы она ожила! И чтобы меня полюбила! Ну что тебе стоит?
Но Владычица Смерти совсем не хотела снова тепла и цветущей зелени на Земле. И не могла сказать Волосу — мол, уже пробовала преклонить верное сердце, да не сумела. И не было ей дано оживлять мертвое, умела лишь убивать. Долго отмахивалась Морана:
— Вот ведь приворожило тебя! Сколько девок на свете, хоть каждую обнимай!
Но Волос не унимался, и, верно, туго пришлось бы ей с упрямцем, но посоветовал Чернобог:
— А ты сотвори ему в образ точно такую, да и оженим. Небось, сразу повеселеет.
Обрадовалась Морана и приступила к делу не медля. Вынула у Змея шерстинку, выдернула чешуйку, — Волос все вытерпел, даже не взвизгнул.
— А теперь раздобудь живое яйцо!
Сломя голову кинулся Скотий Бог промышлять и принес крапчатое, кукушачье, чуть не на снег брошенное беззаботной кукушкой в чье-то пустое гнездо. И скоро в колдовском подземелье запищала новорожденная Змеиха. Волос все прибегал на нее посмотреть, хорошо ли растет, скоро ли заневестится.
Что ж, Змеиха Волосыня удалась как раз под стать жениху. Злая Морана выучила ее превращаться в озеро и колодезь, даже в шатер с пуховой постелью внутри. Потом показала ей запертую в ледяном гробу Богиню Весны:
— Хочешь угодить суженому — сделайся, как она.
Но юная Змеиха уже увидала Даждьбога:
— Какой красивый! Весь золотой, прямо светится…
Морана оттащила ее прочь с подзатыльником:
— Ишь, загляделась! Ладно, будешь знать, что случается с теми, кто мне не покорствует!
Присмиревшая Волосыня послушно отвернулась от прозрачной могилы и прекрасного ликом Сварожича, принялась твердить заклинание.
Скотий Бог через голову перевернулся от радости, когда Морана вывела к нему невесту, точь-в-точь похожую на Богиню Весны. Лишь глаза были, как у самого Змея, радужные и пустые. Приглядевшись, Волос смутно почувствовал разницу, но в чем дело, так и не понял. А вскоре вовсе забыл.
Стали они вместе вылетать на добычу, кружить над заваленными снегом лесами. А минуло время, родились у них дети, маленькие Змееныши. Впрочем, Волосыня о них не очень заботилась. Наверное, оттого, что родилась из кукушачьего яйца.