Поединок соперниц (Исповедь соперницы)
Шрифт:
Тщетные надежды. Что бы я ни предприняла, все равно эти двое всегда будут против меня, будут вместе.
И я уехала, чтобы вдалеке зализывать свои раны и набираться сил для того, чтобы начать мстить. Ибо черную бездну в моей душе, которая постоянно грозила поглотить меня самое, могло насытить только одно — месть.
Унылая и подавленная, я вернулась в Руан. Часами просиживала в опустевших покоях дворца, перебирая струны, и хотя я не мастерица играть, неожиданно обнаружила, что из-под моих пальцев льется знакомая заунывная мелодия:
Тоска, тоска. Куда мне деться?
Куда укрыться от нее?
Август только
И я призывно улыбнулась светловолосому епископу.
Его преосвященство мгновенно понял, как изменились мои намерения — и в тот же вечер увез меня в свою загородную резиденцию. Там я впервые изменила мужу, И мы с Хагоном провели ночь любви.
Любви?.. Ну, это еще вопрос. Роскошь покоев, его благоухающая шелковая сутана, душистое вино … И в итоге я оказалась опрокинутой навзничь на ложе, а Хагон набросился на меня, как изголодавшийся волк. Это повторялось снова и снова, я же думала только о том, что хочу вымыться с ног до головы и как можно быстрее уехать. Мне едва удавалось изображать покорность.
Под утро Хагон принес мне чашу прохладного сидра, и я опорожнила ее залпом. Завернутый в простыню епископ взглянул на меня равнодушно.
— Одно из двух: ты или ненасытна, или холодна.
— А что предпочтительнее?
— Предпочтительнее? Гм. Пожалуй, нет ничего хуже холодной любовницы.
Про себя я тут же решила, что никогда более не позволю ему даже приблизиться к себе. Однако улыбнулась.
— А что же все ваши проповеди — о скромности, умеренности и воздержании?
— О! — он рассмеялся. — О проповедях следует забыть, если хотите сохранить любовника.
Эти слова заставили меня задуматься. Не этим ли была вызвана печаль в глазах Эдгара, когда я требовала прекратить его бесстыдства на ложе? И разве не говорил он, что я холодна? Мой супруг всегда стремился сделать из жены любовницу, а кончилось тем, что любовницу сделал женой.
Епископ Хагон не удерживал меня, да и мне он уже был неинтересен. Однако его слова не выходили у меня из головы.
И знаете, как я поступила? Переодевшись и спрятав лицо под вуалью, я отправилась в один из городских борделей, призвала самую востребованную шлюху (Святые великомученики! И за это Эдгар Армстронг ответит в аду!), и, хорошо заплатив, подробно расспросила, что она делает, дабы завлечь мужчин.
Затем я вернулась, велела вымыть себя, переоделась во все чистое и до конца дня даже не смогла притронуться к пище — меня душило отвращение. Однако я уже приняла решение и не собиралась останавливаться на полпути.
В Руан как раз прибыл граф Суррей, и я без колебаний испробовала на этом зануде приобретенные в борделе знания. Проглотив пару кубков мальвазии, [87] я попросту взяла его штурмом — так, как сходу берут бастиды. [88] Суррей не почувствовал притворства, и к исходу ночи валялся у меня в ногах, твердя, как я восхитительна, а затем стал умолять меня отправиться с ним в Святую Землю.
Глупец! Я ушла раздраженная.
Оказалось, что обманывать мужчин не составляет ни малейшего труда. Слегка пошевелите бедрами — и они распаляются, перестаньте стыдливо прикрываться — и они становятся ненасытными, взвизгните несколько раз для вида — и всякий станет считать, что он полностью покорил вас. Меня начало это забавлять, и в последующие пару
87
Мальвазия — сладкое виноградное вино.
88
Бастида — отдельно стоящая сторожевая башня.
А клюнул бы Эдгар на этот крючок? Пока что самой крупной добычей в силках моей поддельной страстности оказался надменный и самоуверенный Валеран де Мелен, самый могущественный граф Нормандии. Его многие боялись, и даже я, признаюсь, некогда робела перед ним. А оказалось, что и его можно приручить, как бычка, — стоит только застонать под ним да обхватить покрепче ногами.
Граф Валеран был единственным, кто не опасался гнева Генриха Боклерка из-за связи со мной. Но однажды отец все же отправил в его замок сильный отряд конников с предписанием немедленно доставить меня к нему. Де Мелен не осмелился перечить, и меня отправили к королю, а оттуда, после короткого и ледяного по тону разговора, перевезли в женскую обитель в Фекан.
Случилось то, чего я всегда опасалась: меня упрятали в монастырь. Но отец, вероятно, еще не понял, что меня уже ничто не удержит, и спустя неделю сбежала оттуда, написав перед отъездом королю, что направляюсь в Норфолк. На самом же деле я помчалась в Бристоль, к брату Роберту. Уж он сумеет уговорить отца не быть со мной жестоким.
По пути я сделала остановку в Лондоне, где меня приветливо принял Стефан. Он был в отличном расположении духа — возможно оттого, что пользовался среди лондонцев уважением и поддержкой. Среди его свиты я неожиданно обнаружила одного из своих бывших рыцарей-телохранителей — Геривея Бритто. Наша встреча была оживленной, и в тот же вечер одна из фрейлин проводила в мой покой смуглого бретонца.
— Я никогда и мечтать не мог о подобном, — пробормотал Геривей, откидываясь на подушки и переводя дыхание. — Для нас ты богиней — прекрасной и недосягаемой. Но почему ты выбрала меня, а не Гуго? Ведь он всегда был твоим любимцем.
Гуго Бигод? Я и не вспоминала о нем и давно потеряла его из виду. Но Геривей Бритто поведал мне, куда запропастился вернейший из моих людей.
— Он отправился в свои владения в Саффолке. Это для всех стало неожиданностью, ведь после смерти старого сэра Роджера Бигода никто не сомневался, что именно Гуго получит должность стюарда двора. Но король почему-то отказался от услуг нашего приятеля. И похоже, что к этому изгнанию приложил руку твой муженек-сакс. Гуго, конечно, всегда был разбойником, но лишить его должности при дворе!.. Сейчас Бигод сидит у себя в манорах, ведет благонравно и даже женился на подобранной для него королем девице. Для него сейчас важнее всего снова вернуть доверие короля. Но я-то его знаю — он еще найдет способ поквитаться с графом Норфолком!
Что ж, примем к сведению. Однако известие о женитьбе Гуго заставило меня опечалиться. Несмотря на веселый и свободный образ жизни, мною все больше овладевала хандра, но при этом нервы мои были натянуты, как тетива. И сорваться мне ничего не стоило. Вокруг велись нескончаемые разговоры пересуды об Эдгаре: то о его дружбе с Найджелом Илийским и лордом д'Обиньи; то о великолепном турнире, который он недавно устроил в Гронвуде — туда съехались все сливки знати и даже храмовники приняли участие в ристаниях. Или заходила речь о норфолкских лошадях — теперь считалось просто невозможным не иметь выведенных Эдгаром скакунов, а значит мой супруг день ото дня богател.