Поединок соперниц (Исповедь соперницы)
Шрифт:
Я ненавидела его с прежней силой и постоянно терзала себя мыслями о том, как та, другая, великолепно проводит время в моем Гронвуде. Тогда как я прозябаю в этом жутком обветшалом поместье, где сквозняки проникают сквозь закрытые ставни, а пропитанные жиром факелы чадят, испуская клубы едкого дыма.
Внезапно течение моих мыслей менялось, и я начинала думать, что если Эдгар и разлюбил меня, то по-прежнему испытывает ко мне жалость. И эта жалость не унижала меня, а наоборот — давала надежду. Не будь этой светловолосой твари Гиты, я бы сумела вернуть мужа.
Одно за другим я отправляла послания в Гронвуд, умоляя его приехать.
Но
Только каменщик Саймон, находившийся в это время в Незерби, скрашивал для меня эти тягостные дни. Я находила француза забавным. Но как же я должна была опуститься, чтобы находить удовольствие в общении с простолюдином-мастеровым!
Саймон обосновался в Незерби, поскольку Эдгар намеревался возвести здесь каменную стену, перестроив бург на новый манер. Однако сейчас он оказался не у дел, так как из-за непогоды все работы приостановились, и я проводила целые дни в болтовне с этим не лишенным обаяния простолюдином.
Я не обмолвилась — Саймон и впрямь был обаятелен. Была в нем некая мягкая теплота, которая так притягивает женщин вроде моей неверной шлюшки Клары. И хотя Клара уже была женой Пенды, Саймон только посмеивался, упоминая об этом, словно все это не имело никакого значения, и стоило ему только поманить Клару, как она была бы тут как тут. Впрочем, ко мне этот француз относился с неизменным почтением. В его глазах я была прежде всего графиней и дочерью короля.
Окончательно Саймон расположил меня к себе, пренебрежительно отозвавшись о Гите Вейк.
— Саксонка Гита завладела Гронвудом, хотя я строил его для дочери короля. И знаете ли, миледи, до чего она дошла в своей гордыне? Она едва не заставила меня жениться на одной из гронвудских служанок. Хвала небесам, лорд Эдгар вовремя вмешался, иначе я был бы уже далеко за морем, лишь бы не слышать ее поучений.
Но больше всего прочего Саймона занимала его работа. Он был увлечен планами постройки каменной церкви Святого Дунстана в фэнах — там, где стоит деревянная, давно пришедшая в негодность церквушка. Нынешним летом Эдгар и лорд д'Обиньи позаботились, чтобы работы по возведению новой церкви шли полным ходом, и Саймон уже успел выстроить там башню с ребристыми новомодными арками и стрельчатыми окнами. Одно скверно — почва там оказалась недостаточно надежной и начала оседать под тяжестью каменной кладки. Поэтому работы там сейчас приостановлены, пока грунт не осядет окончательно и можно будет исправить недочеты.
Мне приходилось выслушивать и эту ерунду, в которой я ничего не смыслила. Обычно мы располагались в отдельном покое, я перематывала крашенную пряжу для вышивания, Саймон услужливо подставлял руки, а старая Маго мирно дремала в углу.
Наконец Эдгар соизволил явиться. Это случилось в день Святого Мартина [89] , когда по традиции начинается убой скота и заготовки мяса на зиму.
В Незерби еще с утра поднялась суета — выводили предназначенный к закланию скот
89
День Святого Мартина — 11 ноября.
Оттуда я и заметила, как в воротах бурга показался Эдгар. Не сходя с седла, он, посмеиваясь, начал о чем-то переговариваться со своими людьми. Я стремглав бросилась к себе.
— Маго, живо подай малиновую пелерину! Эдгар здесь, не хочу, чтобы он застал меня всю в коричневом, словно послушница. И поправь мне волосы!
Но я напрасно спешила. Эдгар явно оттягивал момент встречи, погруженный в деловые разговоры со своими саксами, а я сидела и ждала, продумывая, что следует сказать, чтобы произвести впечатление смирившейся и покорной жены, которая готова на все, только бы вернуть его любовь и уважение.
Наконец раздался скрип ступеней. И с каждым следующим шагом Эдгара мое сердце все больше замирало. Больше недели прошло с того момента, когда у меня случился выкидыш. Достаточно ли я оправилась, ли вернулась моя красота?
Я кусала губы, чтобы они заалели, щипала щеки, пытаясь вернуть им румянец. И когда Эдгар вошел, я так и застыла, спрятав лицо в ладонях, словно в испуге.
— Рax vobiscum [90] , — молвил он. Ни улыбки, ни более теплого приветствия, кроме такого, что принято среди монахов или рыцарей-храмовников.
90
Мир вам (лат.).
Я присела в поклоне.
В покое с закрытыми на зиму ставнями было полутемно. Только большая жаровня на треноге, стоявшая между нами, давала немного света. Эдгар опустился на скамью, и отсветы бегавших по угольям огней отразились на золотом шитье его ворота, на стальных пластинах пояса.
— Присядь, Бэртрада. Нам необходимо поговорить.
И знаете о чем он повел речь? Все о том же — о разводе.
— Я не желаю даже слышать об этом, — резко перебила его я.
— Разве? Но ведь ты ясно дала мне понять, что там, — он сделал неопределенный жест, — у ебя есть некто, кто тебе милее меня и кого ты гораздо охотнее одариваешь своими милостями. Но я не собираюсь тебя осуждать, ибо брак наш — чистая формальность, и поэтому ты вольна жить свободно. Это даже к лучшему — рано или поздно ты найдешь того, с кем заключишь новый союз.
— Эдгар, — я подняла руку, вынуждая его умолкнуть, — я знаю, что сделала многое, чтобы разрушить наш брак. Знаю, что ты разлюбил меня. Однако наши руки некогда соединили перед алтарем, и это ли не повод, чтобы предпринять еще одну попытку? Будь милосерден и дай мне еще один шанс. Ибо я хочу быть только твоей женой.
Эдгар печально усмехнулся.
— Ты снова лжешь, Бэртрада. И мне, и себе. Ты настолько изолгалась, что не сможешь толком попросить огня, если замерзнешь.
Это было сказано так сухо, что я невольно вспомнила, как он глядел на меня в соборе в Бэри-Сент-Эдмундс, когда заявил о разводе.