Поединок во тьме

Тусклый свет фонарика, закрепленного на голове, вырывал из кромешной тьмы воду, бегущую по скале вниз, и мокрые ступени лиственничной лестницы. «Сколько там еще? – всматривался в зияющую черноту человек, распластанный на высоте девятиэтажного дома. – И что потом?» Перед глазами еще стояла картина падения товарища в подземную реку: тело летело, судорожно хватая руками воздух, фонарь высвечивал несущийся подземный поток.

Действительность вернулась, смешивая краски. Руки замерзли. Вода многочисленных ручьев, стекающих в чрево заброшенной шахты, была холодной.

Очень

Вечная сырость штолен и штреков и постоянно низкие температуры могли убить и более опытного человека, чем новичок, потерявший проводника и товарищей. Отчаяние захлестывало разум. Умирать не хотелось. Где-то там, наверху, шла другая жизнь, оставленная всего несколько дней назад.

Нужно было двигаться.

Свет диодных лампочек задрожал. Человек на лестнице замер и неожиданно уловил движение воздуха слева. Дуновение показалось на удивление теплым и принесло с собой осенний запах прелого листа. «Вентиляция!» Мужчина повернул голову в сторону открывшегося штрека. «Вентиляция или один из скрытых входов», – вспомнил он рассказы покойного проводника.

Рубчатая подошва башмака коснулась края скалы, смахнув с нее каменную крошку, и незадачливый путешественник шагнул в неизвестность.

Наследство – вещь неожиданная. Мало кто, получая привет из прошлого, не задумается о вечности и не переберет свою жизнь по косточкам.

Наследие может быть разным. Всех ситуаций не перечислишь, да и незачем.

Узнав, что в городе Слюдянка меня ожидает сундучок с документами, я озадачился. У каждого из нас есть места, куда возвращаешься независимо от собственных планов. Сильно напоминает камень ведьмы из сказки, где герои не могли от него далеко отойти.

Город Слюдянка, расположенный в самой южной точке Байкала, был для меня чем-то подобным. Побывав однажды, я снова и снова там оказываюсь.

Первые впечатления помню плохо.

Взрослые, затеявшие тот поход, загорали на пляже, а мы детской компанией в пионерских пилотках ловили туфлями в небольших озерах мальков и бросали камни в зеленые островки тины.

Потом были Кругобайкальская железная дорога и друзья студенческих лет. Их родители и уютная квартира на улице Слюдянских Красногвардейцев, где мы впервые побывали с женой, приглашая товарища на свадьбу. Похоже, что и старшая дочь получилась именно там. Ныне покойный дядя Толя по прозвищу Бульдозер, механик мраморного карьера, уложил нас, тогда неженатых, вместе. Жена его, директор школы Маркина Зоя Алексеевна, только глазом строго зыркнула, но промолчала и постелила нам на диване в большой комнате.

Потом были проводы братьев в армию. Встречи.

Омуль и пирожки тети Зои. Многочисленная родня. По сути, мы тоже стали родными, и первые смерти в этом маленьком сибирском городке с давней историей воспринимались с болью и горьким чувством утраты.

Я сидел дома рядом с телефонным аппаратом, а в голове еще звучал голос жены покойного главного геолога слюдянского рудоуправления Владимира Петровича Быкова.

– Миша, приезжайте в субботу на поминки, – сказала она, поздоровавшись. – Муж кое-что для вас оставил, но отдавать разрешил только на годовщине. Будьте на машине, сундучок немаленький. Архивы за сорок лет работы и какие-то разъяснения.

«Разъяснения… Неужели письмо? – обдумывал я услышанное. – Послание с темной стороны? Хотя почему с темной?» Владимир Петрович всегда был человеком светлым. Стоило вспомнить его приветливую улыбку, гостеприимный дом и уважение бывших подчиненных.

Сорок лет главным геологом – не шутка. Когда мы с ним знакомились, прошлый век готовился сдать вахту. Возраст геолога оказался почтенным – восемьдесят семь лет.

Нашему коллективу требовалась консультация по шахтным отвалам рудоуправления, и в командировку тогда отправили меня. Нужно было видеть, с какой лихостью этот сухой старичок бегал по слюдянским горкам вместе с такими же старичками-старателями. Я за ними еле поспевал.

За месяц у меня слетели несколько килограммов лишнего веса и набралась масса впечатлений.

Дореволюционные разработки. Выбранные открытым способом жилы и перекопанные сопки. Все это можно было увидеть, лишь уткнувшись собственным носом, при взгляде с федеральной трассы на горы картинку отлично маскировал столетний лес.

С той поры я постоянно навещал стариков и приятельствовал с их сыном Сергеем. Спустя год выяснились забавные обстоятельства. Оказалось, что жена Владимира Петровича и моя родная тетка – подруги юности. Жили они в свое время в Иркутске, на улице Пшеничной, по соседству с моим дедом.

Нужно ли говорить, что очередной житейский узел затянулся, и как сильна была боль утраты, когда ушел-таки от всех нас Главный Геолог.

«Итак, архив и письмо, – я перебирал свои ощущения. – Да еще спустя год. Почему?»

Грохнула дверь подъезда, возвращая меня в привычный мир, который неожиданно становился серым. Окружающая реальность менялась. Я уже чувствовал запах старых документов и рукописей, которые буду разбирать и перечитывать.

За несколько лет общения мы с Владимиром Петровичем составили карту залежей слюды.

Рисовал он со знанием дела и все косил на меня своим лукавым глазом. Разъяснял. Улыбался. На бумаге из-под шариковой ручки появлялась схема города Слюдянка и прилегающих территорий.

– Сухой Лог, – рассказывал Владимир Петрович. – Клещей там тьма, и слюда не жильная, как на «Руде», а линзами. У меня там старатели работали…

Мне все время хотелось поинтересоваться, а не попадалось ли что-нибудь драгоценное – как-никак, сорок лет работы, десятки километров проходки, – но я так и не спросил. Меня, как ребенка другого времени, просто не поняли бы. Люди, воспитанные в СССР, умели пользоваться тем, что есть, и быть счастливыми. С горечью я сознавал, что именно такое умение и есть настоящая ценность.

Первый разговор о самоцветных камнях завел Сергей. Он вспомнил, как они с отцом ходили в заброшенные шахты собирать образцы для коллекции. Владимир Петрович грустно усмехался, вспоминая, как иной раз не узнавал родного подземелья.

Крепи рушились, часто приходилось огибать завалы, чтобы добраться до нужных штреков; однако крепкая память брала свое, и они с сыном всегда попадали, куда хотели.

– Сегодня в шахтах делать нечего, – подводил итог хозяин дома, заканчивая беседу. – Слишком опасно.