Поединок во тьме
Шрифт:
Только и выдавил:
– Он?
– С утра любуюсь.
– Сам нашел?
– Если бы…
У моего свана ум за разум заходит. Гляжу на него, бедолагу, и понимаю, что рушится у него сейчас привычный мир. Глаза потускнели, модные очки свои изо рта не вынимает.
Кто принес новости, не спрашивает.
– Чего дэлать будэм?
– Ну, уж точно не работать. Ждать.
– Каго? – вытаращил глаза Леваша.
– Да не его, – ткнул я в экран, – Москву.
– Так это… – прояснился
– Воры, брат, – ответил я. – Воры. Их подача.
На связь старшие братья вышли только после одиннадцати по Москве.
Партнер мой за это время рассказик по слогам прочитал и задумался. Часа полтора молчал, а я не мешал. Не каждый день такое случается.
– Он что, калдун? – разродился наконец Леван.
– Сам в непонятках, – отвечаю. – Но теперь нам с тобой, брат, нужно серьезно подумать, прежде чем что-то предпринимать. Видишь, какой он прокоцанный…
– А имэна наши аткуда знаэт? – совсем уж по-детски тянет Леваша.
Чуть не взорвался, но удержал себя.
– Скорее всего, из мусорской части песня…
– Мы же не лавылысь ни разу…
– Вот и радуйся, что сегодняшние менты ленивые. Если бы эта рыба нами занималась, представь, что было бы…
Замолчал пацанчик, а я все на часы смотрю да почту проверяю, нет ли новостей. Первая пташка из столицы прилетела в пятнадцать часов по нашему времени. «Привет, брат, – говорилось в сообщении. – Как тебе мусорские истории?» Что я мог ответить, когда в цвет все? Молчу. «Что делать будешь?» «Думать», – отбиваю в тон им.
«Не придется, – высветилось на экране. – Свяжись со мной по этому номеру, все разъясню…» – и на монитор цифры валятся…
5. М. Птахин
Друг студенческих лет Марыч всегда был неисправимым оптимистом и, как все Александры, опекал окружающий мир, не задумываясь, надо тому это или нет.
Мы учились на одном курсе, а благодаря нашему разгильдяйству и академическим отпускам – дважды.
Общаясь с этой семьей из небольшого городка, я понял, насколько талантлива Россия. Каждый, начиная с родителей, оказался уникален.
Крепкое хозяйство. Необыкновенно музыкальная и технически одаренная семья. Вспомнилось, как мы удивились с женой, услышав впервые Сашкин коллектив в ресторане «Хамар-Дабан», как дурачились, катаясь на самодельном тракторе по окраинам города еще в восьмидесятых.
Много воды утекло. Теперь мы и сами стали дедушками. Марыч – два раза.
Меня он, конечно, не ждал. Я гость редкий, хотя каждый раз, проезжая Слюдянку по федеральной трассе, выделяю время, чтобы заехать, но пересекаемся больше в Иркутске.
Собаки во дворе не оказалось. Семейный дом, построенный почти тридцать лет назад, потерял былой лоск, но по-прежнему стоял, зарывшись в каменистую почву.
Я попинал калитку. Лампочка, затаившаяся под коньком, вспыхнула, заставив зажмуриться, в доме загремели двери.
– Чего надо, Птичкин? – закричал с крыльца Санька.
«Надо же, вспомнил», – усмехнулся я своему студенческому прозвищу.
– Пусти переночевать, я же звонил.
– На тебе, удивил звонком. Ты всегда звонишь, а вот приехал, наверно, лет за десять впервые.
– Мы же с тобой неделю назад в кабаке сидели, или не считается? Чего мне теперь, в машине спать?
– Как хочешь… Могу и пустить.
Он всегда такой. Воспитывает. Можно внимания не обращать. Сейчас заставит на гитаре играть и себя слушать.
Сундучок покоился в багажнике, обжигая тайнами при каждом воспоминании. Решил, что открывать буду в Иркутске. Отосплюсь и завтра же отчалю.
Грохнул замок, и в тусклом свете запыленной сороковатной лампочки предстал мой старый товарищ.
– Квартиру на Слюдянских Красногвардейцах не продали? – поинтересовался я, обнимая друга.
– В прошлом году… – Санька чуть отстранился. – Мебель сюда перевезли, тебе что, на любимом диване стелить?
– Ну да. Как сам? Водку будешь?
– Завтра вставать рано. Утром в Иркутск, так что давай ложиться…
«Крузака» загнали во двор. Без вечно гавкающих кабыздохов он выглядел сиротливо и угрюмо. Прямо как Санька со своим: «Чего надо?»
Душить меня гитарными откровениями он не стал, хотя музыкального добра в доме было с избытком. Пара раздолбанных акустических гитар лежала поверх кучи из останков барабанов.
– Помнишь? – кивнул в ту сторону Санька.
– Да…
Говорить не хотелось. Это были частички нашей жизни, причудливо переплетенные временем.
– Давай ложиться, мне завтра рано, – напомнил товарищ.
– Пару дней могу пожить? – спросил я, сообразив, что утром можно будет без помех покопаться в сундучке.
– Я тебе сто лет назад сказал: в любое время и на сколько хочешь, – ответил Саня. – Пойдем, покажу, куда ключи класть.
Нычка оказалась в шиферной выемке на козырьке бани.
Вернулись в дом.
– Белье там, – махнул рукой хозяин в сторону древнего комода. – Давай стелись, и спим.
Приснился двор Санькиного дома. Живой кабыздох злобно тявкал, натягивая веревку, и падал на бок после каждого азартного прыжка. А мне кровь из носу нужно было оставить ключи там, где показывал Саня.
Изловчившись, я дотянулся-таки до выемки, но поскользнулся и грохнулся на пса сверху. Тот отскочил, взвизгнул и цапнул меня за руку. К моему удивлению, хватка оказалась несильной. Псина лишь слегка придержала меня зубами и проворчала: