Поединок. Выпуск 10
Шрифт:
Неизвестный в два шага достиг стены будки и исчез в ее тени. И снова полная тишина. Секунду, другую, третью…
— Это кто там? — нервным полушепотом спросили от стены. Прошла еще секунда, и еще одна… Наконец неизвестный возник опять.
Осторожно ступая, он медленно приближался к кустам.
В правой руке его был тускло светившийся нож.
Неслышимый, как уж, Саша умело и быстро переполз в другой конец зарослей и, когда неизвестный стал обходить кусты, оказался у него за спиной, поднялся,
— Ты что здесь делаешь, паренек? — спросил Саша и одновременно с вопросом ребром ладони безжалостно ударил неизвестного по шее. Тот целенаправленно — вниз головой — упал.
Темно-синее небо выцветало на востоке. Подходил рассвет. Саша присел рядом с неизвестным, подобрал нож и рассмотрел его. Добросовестно выточенная из напильника финяга с наборной плексигласовой ручкой, по которой тоже цветным плексигласом выложено имя владельца — Пуха. Пуха закряхтел и открыл глаза. Потаращил их.
— Как тебя зовут? — поинтересовался Саша.
— Пуха, — ответил Пуха.
— Пухой тебя кличут. А зовут как? Как мама с папой назвали?
— Артур, — признался Пуха-Артур.
— Ах, Артур, Артур. Почему же ты такой неосторожный?
Пуха-Артур приподнялся и тоже сел. Он покачал головой из стороны в сторону, проверяя шею, и сказал обиженно:
— Я вас знаю. Вас Сашей зовут.
— Да и я тебя узнал, голубок. Ты у Семеныча сявка.
Пуха-Артур оскорбленно сопел, молчал.
— Ну, а профессия у тебя какая помимо воровской?
— Шофер.
— Значит, весь товар отсюда забирать на твоей машине будут?
— Не-е, я свою не дал, — независимо возразил Пуха-Артур и осекся: понял, что проговорился. Саша подтвердил это:
— Ясно. На угнанной.
— Ничего я не знаю, ничего я вам не говорил! — загундел Пуха-Артур.
— Не гнуси и слушай меня внимательно, Артур. Сейчас я исчезну, а ты пойдешь и доложишь, что все в порядке…
— А если доложу, что полный непорядок? — злорадно перебил Пуха-Артур.
— Ты засветился, ты нож приметный отдал, ты про машину протрепался. За все это Семеныч тебя по уши в землю вобьет. Вобьет или нет, спрашиваю?
— Вобьет, — тихо согласился Пуха-Артур и вдруг обмер от ужаса: он проговорился, что Семеныч — хозяин товара.
— Тогда делай, что я тебе говорю. Как мешки возьмете и разойдетесь, беги, Артур, от них без оглядки. Спрячься, забейся где-нибудь, а лучше тикай из Москвы. Потому что мне твой нож показывать придется. Ты все понял, дурачок?
— Понял, — ответил Пуха-Артур, от страха мало что понимая, но силясь понять.
Саша поднялся и, не оглядываясь, ушел. Покуривая, он сидел в школьном сквере на скамейке до тех пор, пока не услышал урчание автомобиля на пустыре. Тогда он ушел совсем.
Проснулся Саша к вечеру, но до настоящего
Он шел бесконечным Ленинградским шоссе, на ходу расправляясь с царским яством. Время приближалось к семи, но вечернего оживления не было на московских улицах. Москва еще работала, продолжая двенадцатичасовой рабочий день военного времени.
Как ни замедлял свой солдатский шаг Саша, все же на Пушкинской площади он оказался около восьми часов. Нужно было убить час. Он глянул на афишу кинотеатра «Центральный», где шла картина «В шесть часов вечера после войны», и узнал из нее, что на сеанс он опоздал. Тогда, перейдя улицу Горького, он свернул за угол Тверского бульвара и проник в кинотеатр «Новости дня», где крутили хроникальную непрерывку.
Он вошел в темный зал и, еще стоя, увидел на стареньком неровном полотне небольшого экрана то, что было его жизнью последние три года. То, да не совсем. То, что ему не пришлось делать. Русские парни штурмовали Берлин. Бои на улицах. На площадях, в домах. Рушились стены, нарочито медленно оползая вниз. Содрогалась земля так, что содрогалась съемочная камера в руках оператора, снимавшего это. И через все это ровесники Саши деловито и умело шли к победе.
И Сашино сердце с болью приняло страдальческую его зависть и невольную его вину вот хотя бы перед тем пареньком па экране, которого — живого ли мертвого ли, — непосильно надрываясь, тащила на себе неистовая и решительная санитарка-девочка.
К девяти он был у «Астории». Он постоял на малолюдной улице Горького, послушал, как глухо резвился за слепыми завешенными окнами оркестр, и свернул в переулок к ресторанному входу.
После сумрака темных улиц по глазам ударил щедрый ресторанный свет. Саша зажмурился и услышал официанта:
— Желаете столик?
— Меня ждут, — твердо ответил Саша и открыл глаза. Его действительно ждали: от столика, стоявшего у окна, на него приветливо смотрел благообразный Семеныч. Смотрел и махал детской ручкой — приглашал.
— Водку будешь пить, Сашок? — спросил Семеныч, добродушно наблюдая за тем, как устраивался в удобном кресле Саша.
— Не сейчас. — Из Семенычевой бутылки Саша налил в чистый фужер минеральной воды и гулко, с видимым наслаждением выпил.
— А сейчас что делать будем? — простодушно полюбопытствовал Семеныч.
— Торговать.
— Ты что, мешок с рисом прямо в «Асторию» приволок?
— Сегодня у меня товар мелкий и очень дорогой. — Саша улыбался.